Малявкин сумел скрыться, уйти от преследования. Это лучшая ему рекомендация. Я провел дополнительную проверку и намеревался в дальнейшем его использовать. Не вышло.
– Проверку? Какую еще проверку вы проводили?
Беккенбауэр самодовольно улыбнулся:
– О, это было не просто, но… удалось. Я связался с полковником Кюльмом и генералом Грюннером, и по моей просьбе в Москву был направлен со специальным заданием агент «Острый».
– Вы имеете в виду Осетрова, он же Буранов?
– Что? – впервые за время допроса «Зеро» изменила выдержка. Голос его задрожал: – В-вы… Вы знаете про Осетрова?
– Знаем. Всё знаем.
– Но почему же вы его не арестовали? Почему?
– Ай, ай, ай, Беккенбауэр! Не догадываетесь? Действительно не догадываетесь? А туда же – «я разведчик»! Тоже мне разведчик.
Беккенбауэр отер выступивший на лбу пот и продолжал:
– Да, «Острый», он же Буранов, был снабжен документами лейтенанта Советской Армии Осетрова. «Острый» имел явку к «Быстрому», а также к одному нашему старинному агенту – кстати, запишите: Шкурин. Проживает по адресу: Солянка, дом номер, квартира номер, – который сейчас не представляет особой ценности. Эту явку «Острый» передал «Быстрому». Случись с «Быстрым» что не так, вы взяли бы «Острого», взяли бы и Шкурина. Этого не случилось. «Острый» благополучно вернулся назад, а Шкурин и поныне тачает сапоги. Он сапожник. Поэтому я и считал… Но, простите, я ничего не понимаю…
– Еще бы! Вы полагали, что умнее и хитрее всех, что вам не составит труда обвести нас вокруг пальца. Просчитались! Не об этом, однако, речь… Зачем Шкурину понадобилось являться на продовольственный склад? Или Осетров перемудрил?
– Да, Осетров. Он проявил излишнее усердие и сам, по своей воле послал Шкурина на склад, понятия не имея, что выводит его прямо на меня. Обо мне он ничего не знал.
– Это понятно, но вы-то, вы сами? Зачем вам понадобилось приходить к нам и сообщать о посещении Шкурина?
– А что мне было делать? Я же оказался в дурацком положении. Вдруг да Шкурин вам уже известен, находится под наблюдением (ведь проверка еще не была закончена), и, следовательно, вы осведомлены, что он был у меня, а я молчу. Вот и пришлось предупреждать события. Кроме того…
– Что еще?
– Я решил рискнуть: узнать, что вы знаете о Шкурине. Поймите, иначе я поступить не мог. А как бы вы действовали на моем месте?
– Ну, как бы я действовал, сейчас не обсуждается, но должен вам заметить, что вы поступили не лучшим образом. Пойдем, однако, дальше. Скажите, как вы связывались с центром и центр с вами, пока не было радиста? Все тем же путем, через так называемое нейтральное посольство?
– Да. Через посольство.
– А иные каналы были?
– Был и еще один канал, но он меня мало устраивал.
– Почему?
– Он был односторонним.
– То есть?
– Использовались открытые радиопередачи. Следовательно, получать указания я получал, а сам ничего передать не мог.
– «Фауст», что ли? Марш?
«Зеро» ахнул:
– Вы и это знаете? Но откуда? Это невозможно!..
– Возможно, – улыбнулся Скворецкий. – Уж сколько времени мы принимаем адресованные вам шифровки. Расскажите все же поподробнее об этом способе связи. Кто принимал «Фауста»? Вы сами?
Беккенбауэр, преодолев минутное смятение, рассказал о Бугрове. Ничего, о чем бы не было сказано в дневнике, он, однако, не сообщил.
– Теперь-то мне ясно, – закончил «Зеро», – что Бугров был вашим человеком. О, какого я свалял дурака, не правда ли?
Скворецкий многозначительно пожал плечами, оставив вопрос Беккенбауэра без ответа. Сурово посмотрев на арестованного, он сказал:
– Вам известно, как умер Бугров? И эта смерть тоже на вашей совести. Сколько же смертей получается? Впрочем, подсчитывать рано. Вы, по существу, еще ничего о своих преступных делах в годы войны не рассказали. Мы ждем.
Беккенбауэр возобновил свой рассказ. В 1941-1942 годах он, по его словам, провел несколько диверсий и передал своему центру ряд важных сведений. В 1943 году ему было предложено сосредоточить все внимание на профессоре Варламове, работавшем над каким-то крупным открытием.
Задача формулировалась так: любой ценой получить открытие, а самого профессора – ликвидировать. «Быстрый» и «Музыкант» должны были, в частности, способствовать решению этой задачи. Но «Зеро» действовал и сам: ему удалось завести роман с одной из сотрудниц института, в котором работал Варламов, и получить от нее кое-какую информацию.
– Фамилия? – жестко спросил Скворецкий. – Ее фамилия?
– Антонова, – сказал Беккенбауэр, называя фамилию сотрудницы спецчасти, которая была убита в парке возле института.
– Письма, что у нее нашли под подкладкой сумочки, ее заявление в дирекцию и письмо самоубийцы Иваницкого – ваша работа?
– Моя, – кивнул «Зеро».
– Евстафьева, сотрудника института, тоже вы «ликвидировали»?
– Я.
– Зачем? С какой целью?
– Мне нужен был пропуск, чтобы проникнуть в институт.
– И ради пропуска, ради бумажки вы пошли на убийство?
– Пропуск – не бумажка. Он был мне необходим. Я намеревался сам похитить документацию Варламова, когда с Гитаевым и Малявкиным сорвалось.
– Вам удалось пробраться в институт?
– Да, но понапрасну. Сейф Варламова оказался пустым.
– Что же, пришлось отступиться? – зло сказал Скворецкий.
Беккенбауэр вскинул голову:
– Нет, я не привык отступать. Мной был намечен новый план, вновь с участием Малявкина…
– И в Горький вы собрались для осуществления этого плана? – не без иронии спросил Горюнов. – И в Гераськина перевоплотились с этой же целью?
– Нет, – поморщился Беккенбауэр. – Подвел Менатян, кличка «Кинжал». Хотя что я вам буду о нем рассказывать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105