– Командование? – вмешался Скворецкий. – Какое командование?
– К-как к-как-кое? – опять начал заикаться Малявкин. – Я в-вас не п-понимаю…
– Отлично понимаете, – зло сказал Скворецкий и кивнул Горюнову: ладно, продолжай. Посмотрим, что будет дальше.
Виктор поплотнее уселся в кресле и задал новый вопрос:
– Вы приехали в Москву один или…
– Один, – поспешно ответил Малявкин.
– Один? – В голосе Горюнова послышалась угроза. – Это точно?
– Да, – неуверенно произнес Малявкин. – Один. Хотя… если быть точным…
– То есть?
– Видите ли, я ехал один, но одновременно со мной в Москву ехал мой товарищ…
– Ах вот как?.. И это вы называете – один? Как фамилия этого товарища? Имя?
– Гитаев. Матвей Александрович Гитаев. Старший лейтенант.
– Где вы взяли продовольственные аттестаты, которыми пользовались в Москве?
– В части. Где же еще?
– В части? А как появилось в аттестате целое отделение солдат? Тоже в части вписали? Да вы, я вижу, шутник!
– Я не знаю, ничего не знаю… Это не я. Это Гитаев. Он все делал.
– Он? А на продсклад тоже он ходил? Один?
– Нет, на продсклад мы ходили вместе.
– Ах, вместе? И так-таки ничего не знаете? Полно!
Вопросы сыпались один за другим, и каждый требовал конкретного ответа.
Теперь Малявкин уже беспрестанно отирал пот, облизывал верхнюю губу. Он все больше и больше путался, ответы его были маловразумительными.
– Где остановился Гитаев в Москве, у кого? – внезапно спросил Скворецкий.
– Гитаев? – замялся Малявкин, собираясь с мыслями. – Я – я не знаю. Он мне не говорил.
– Не говорил?! Значит, прикажете понимать, вы жили в Москве не вместе, а порознь? Отвечайте.
– Мы… то есть я… мы жили порознь. – Малявкин говорил с отчаянием. – Хотя нет, вместе.
Малявкин вспомнил Нату и сообразил, что тут лгать бессмысленно: все, что знает Ната, знают, по-видимому, и следователи. Да, запутался он, заврался. Что делать? Что говорить? Малявкин смолк.
– Кстати, – настаивал Скворецкий, – почему, рассказывая о том, куда вы кинулись из прокуратуры, вы умолчали о Варламовых?
– Варламовы? – забормотал Малявкин. – Профессор Варламов? А что, что я должен сказать?
– Ну что сказать, это уж вам знать.
– Но, товарищ майор…
– Гражданин, – жестко сказал Скворецкий. – Гражданин майор. Товарищей больше для вас здесь нет, запомните. Итак, почему вы молчите о Варламовых? Думаете, не знаем? Наивно!
– Нет, я так не думал. Просто… просто я не хотел впутывать профессора в эту историю.
– В какую историю?
Малявкин не ответил. Он сидел понурясь, покусывая губы и молчал.
– Вот что, Малявкин, – заговорил Скворецкий. – Пора понять, что вы изобличены. Факты против вас. Все, что вы тут рассказали (майор приподнял со стола протокол допроса), – ложь. Ложь и чепуха. Ни слова правды. Ваша ложь обернулась против вас. Вы думаете, мы не знаем, что ваше удостоверение личности – фальшивка? Командировочное предписание – фальшивка. Продовольственный аттестат – опять фальшивка. И вам это превосходно известно. К чему же лгать? Нет, так дело не пойдет. И в молчанку играть не выйдет. Мой вам совет: одумайтесь. Пока не поздно, расскажите все. Сами. С самого начала. Не ожидая, пока мы начнем вас изобличать. Вас следователь уже предупреждал о последствиях. Сейчас мы вам предоставляем последнюю возможность. Ясно?
– Да, това… гражданин майор. Ясно.
– Кстати, куда вы девали финку, которой там, в прокуратуре, ударили начальника продовольственного склада?
На лице Малявкина проступило выражение неподдельного изумления:
– Я?.. Ударил?.. Но я никогда в жизни не держал финки в руках. Это… это неправда.
Малявкин вдруг уронил лицо в ладони и горько, взахлеб разрыдался. Во всей его фигуре было что-то мальчишеское: жалко вздрагивали плечи, вздрагивал смешной хохолок на затылке. Он плакал, как маленький ребенок, которого несправедливо обидели. Скворецкий долго, внимательно смотрел на него, потом задумчиво произнес:
– Что, тяжело? Понимаю. Очень тяжело. Но выход один – говорить правду. Только правду…
Малявкин молча, не отрывая рук от лица и продолжая всхлипывать, несколько раз судорожно кивнул головой.
– Вот и отлично, – сказал Кирилл Петрович. – Идите-ка сейчас в камеру, соберитесь с мыслями, потом поговорим. Условились?
– Зря вы его отпустили, Кирилл Петрович, – с недовольством сказал Горюнов, когда конвойный вывел Малявкина из кабинета. – Зря! Он бы сейчас все выложил.
Майор поморщился:
– Никуда он, Малявкин, не денется, некуда ему деваться. Часом раньше, часом позже, но он все расскажет. Уверен. Надо дать ему возможность прийти в себя, все обдумать, припомнить. Дело пойдет куда лучше, надежнее, достовернее. И потом, признаюсь тебе, смущает меня одна вещь – насчет финки. Понимаешь, верю я ему, что он финку в руки не брал, верю, а Попов, помнится, говорил, что финкой его пырнул именно Малявкин. Надо бы проверить. Ты съезди-ка с утра на продсклад, к Попову. Потолкуй с ним. Уточни.
Глава 10
Капитан Попов охотно отвечал на вопросы Горюнова. Он не помнит, кто его ударил финкой: Малявкин, Гитаев? Кажется, он говорил, что Малявкин, но это, значит, не так. Его ударил тот, другой, который убит. А что он перепутал фамилии, ничего странного нет. Ведь видел-то он их обоих чуть ли не один раз, да еще при таких обстоятельствах. Где уж тут разобраться, кто Малявкин, а кто Гитаев.
Как было условлено со Скворецким, о том, что Малявкин задержан, Горюнов Попову не сказал.
Из продсклада Виктор заехал на квартиру Варламовых. Там все было тихо, спокойно; ничего, что заслуживало бы внимания, не произошло. Ната вполне успокоилась и встретила Виктора радостно, как доброго знакомого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105