– Можно было бы на Ваганьковское кладбище, – задумчиво сказал Малявкин. – Вот где действительно тихо, масса укромных местечек. Только поздновато уже, темнеет, того и гляди – комендантский час…
– Ну что же, отложим до завтра. У меня тоже мало охоты лишний раз с патрулем встречаться.
– Не хотелось бы откладывать, – возразил Малявкин. – Я знаешь сколько тебя жду!
– Тогда давай к тебе, – предложил Осетров. – Может, на одну ночь твоя старушенция и согласится без предварительной договоренности? Или этой «старушке» и тридцати нету? Так не бойся, отбивать не буду…
Малявкин колебался: соблазн был велик. Ему хотелось поскорее узнать, с чем явился Осетров. Но тот все решил сам, заметив колебания Малявкина:
– Ладно, не будем рисковать. Мне крыша не на одну ночь нужна. Ты договаривайся со своей хозяйкой, а встретимся завтра, в двадцать ноль-ноль, у этого монумента, что ли. – Он кивнул головой в сторону видневшегося в сгустившихся сумерках памятника Гоголю.
Малявкин даже сморщился от возмущения:
– Ты что, с ума сошел? Да тут знаешь какое место? Арбатская площадь! Кремль рядом. Охраны понаставлено. И кой черт нас сюда занес? Давай поворачивать. А встретимся… Встретимся, пожалуй, у входа в Зоопарк. Место подходящее. Только не вечером, а днем, когда моей хозяйки дома не будет. Пойдем ко мне, там и потолкуем.
– Можно и днем, – согласился Осетров. – Но к чему Зоопарк? Зачем зря шататься по улицам? Скажи адрес, и я сам к тебе подъеду.
– Нет уж, – возразил Малявкин, – давай у Зоопарка. Так мне удобнее.
На том и порешили.
Час с небольшим спустя на квартире Костюковой началось совещание. Возле небольшого письменного стола сидел Скворецкий, а на тахте, у стены, Горюнов и Малявкин. Костюкова возилась на кухне. О чем говорилось в комнате, она слышать не могла.
Малявкин, страшно волнуясь, то краснея, то бледнея, подробно, в деталях рассказал о своей встрече с представителем абвера.
Борису было от чего волноваться: ведь эта встреча с фашистским разведчиком была для него первым настоящим испытанием после ареста и освобождения. Он держал первый серьезный экзамен.
По мнению Малявкина, Осетров – не настоящая, не подлинная фамилия разведчика. Борис говорил, что так называемый Осетров – по сложившемуся у него, Малявкина, впечатлению – большой наглец, человек не очень осторожный, скорее – легкомысленный. Не серьезен. Битый час болтал о второстепенных вещах: как переходил линию фронта, как добирался до Москвы, – и ни слова о деле, о цели своего приезда. Язык какой-то блатной. Смахивает на уголовника. И еще одно ясно: Москвы Осетров не знает, в столице он не бывал.
Бориса слушали внимательно, молча, не перебивая. Когда он кончил, Виктор, как школьник на уроке, поднял руку:
– Разрешите, Кирилл Петрович?
Майор молча кивнул.
– Мне сдается, – начал Горюнов, – что оснований для выводов, которые делает Борис, маловато. Несерьезен? Откуда такая уверенность? Только потому, что подробно распространялся о своих похождениях? Или потому, что при первой встрече воздержался от разговоров о цели своего прибытия? Ну и что? А может, он, этот самый Осетров, ведет себя так не без умысла. Может, он присматривается к Борису, потому и не торопится с главным. Разве это исключено?
Виктор думал было углубиться в анализ поведения так называемого Осетрова, его поступков и разговоров, но Скворецкий его прервал:
– И на что только вы сейчас тратите время? Спору нет, впечатления Бориса важны – врага надо знать, – но фактов для выводов мало. Да и не это в данный момент главное. Мы должны прежде всего определить свою линию поведения, линию поведения «Быстрого». Важно решить, что он должен говорить, что рассказывать Осетрову, чего от него требовать и добиваться, независимо от того, легкомыслен тот или нет. Хотя, конечно, и это в какой-то мере учтем. И еще: поселять здесь Осетрова, приглашать его или сказать, что это невозможно. Хозяйка, мол, не согласна. Вот над чем надо сейчас думать, вот какие вопросы следует решить в первую очередь.
Поскольку появление представителя абвера ни для кого не явилось неожиданностью – его ждали давно, – все поднятые сейчас майором вопросы обсуждались уже не раз, и дело было за детализацией, уточнениями. Если что и было нового, так это желание Осетрова устроиться на квартире «Быстрого», впрочем, и такую возможность Скворецкий и Горюнов предвидели. Вопрос этот был решен первым, сразу же. Мнение у всех было единое: если Осетров не передумает – приглашать. Пусть живет здесь, у Костюковых. Если откажется, надумает что-либо другое – не настаивать. Наоборот. Малявкин в таком случае должен будет повести дело так, будто и ему это удобнее. Теперь все зависело от хозяйки дома. У нее прямо спросили:
– Что скажете, если с Борисом недельку-другую поживет еще один человек? Скажем прямо – человек скверный, больше даже – не наш человек, но… надо!
– Это как так «не наш»? – всполошилась Костюкова. – Как это понимать?
– Не можем мы вам пока сказать ничего больше. Разве потом, со временем, – возразил Кирилл Петрович. – Но, повторяю, очень надо. И еще одно. О Викторе Горюнове при нем ни гугу: не было здесь никакого Горюнова, никого не было.
– Ладно, – вздохнула Костюкова. – Раз вы говорите… коли в самом деле надо, какой может быть разговор. И сказать ничего лишнего не скажу, можете быть спокойны.
Относительно линии поведения Малявкина условились так: Борис расскажет историю своих с Гитаевым похождений, включая и все, что связано с Варламовыми, во всех подробностях, в строгом соответствии с фактами. Одним словом, «доложится по начальству».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105