Он рассказал, как учился в школе, в консерватории, перечислил своих друзей, вспомнил первые дни войны, уход добровольцем на фронт…
Горюнов слушал молча, внимательно, не перебивая, изредка только, записывая главное, просил минутку подождать, говорить помедленнее.
Малявкин постепенно приободрился, стал говорить громче, увереннее. Он назвал училище, которое окончил в начале войны, части, в которых служил, места, где воевал. Но если, рассказывая об училище, о первых боях, в которых принимал участие, Малявкин не скупился на подробности, вдавался в детали воинской жизни, то чем дальше, тем подробностей становилось меньше, оставались одни наименования частей, фамилии командиров да беглое описание мест, в которых часть вела бои. Почти ничего не рассказав о соединении, в котором якобы служил последний год, он скороговоркой сообщил, что с разрешения командования получил после легкого ранения отпуск в Москву, где и провел два последних месяца, живя у знакомых.
Горюнов так ни разу его и не перебил, не задал ни единого вопроса, тщательно фиксируя все сказанное Малявкиным.
О Людмиле Сбойчаковой Малявкин сказал так:
– Сбойчакова? Что я могу о ней сообщить? Познакомились мы случайно. В парикмахерской. Девушка она из себя ничего, а наше дело – фронтовое. Понимаете? Ночевал у нее два-три раза да вот теперь, после этой истории в прокуратуре. Вы, конечно, знаете? И дернул же меня черт, простить себе не могу! Разобрались бы, отпустили, а я – бежать. Ведь это надо же! Идиот! Какой идиот!..
Скворецкий вошел в кабинет, когда Малявкин уже заканчивал свой рассказ. Сделав знак Горюнову продолжать допрос, он сел и стал читать листы бумаги, исписанные Виктором.
– Продолжим, – повернулся Горюнов к Малявкину. – Итак, что было дальше?
– Дальше? – Малявкин смущенно ухмыльнулся. – А что же дальше? Вроде бы я все сказал, товарищ начальник. Добавить мне нечего.
– Все? – недобро спросил Горюнов. – Добавить нечего? Ладно. Так и записали. А теперь ответьте на такой вопрос: каким образом у вас оказались документы на имя Задворного? Где вы их получили? Откуда?
– Ах да, документы… Виноват. Совсем упустил из виду. Тут, понимаете, такая история. Когда убежал я из прокуратуры, перепугался страшно. Жизни был не рад. И документов – никаких: забрали, когда задерживали. Как нарочно, на другой день встретил одного дружка. Фронтового. Ну, рассказал ему, что и как. Он, конечно, изругал меня, но дал свое удостоверение. Чтобы домой, то есть до своей части, добраться. Там бы я все доложил по начальству, а документы бы ему вернул… Вот как оно случилось.
– Любопытно, – усмехнулся Горюнов. – И на этом удостоверении вашего «дружка», как вы утверждаете, оказалась ваша фотокарточка? Ваша, а не кого-нибудь другого. Это каким же образом?
– Ах, фотокарточка… – замялся Малявкин, – это… Это не моя карточка – его. Мы… Мы очень похожи друг на друга. Нас в части даже, бывало, путали. Да-да, честное слово…
– Ах так? Даже путали? Ну что же, и это записано, – спокойно сказал Горюнов. – Что вы еще можете добавить к своим показаниям?
– Добавить мне нечего, – отозвался Малявкин и снова криво ухмыльнулся. – Я сказал все – все, как есть.
– Еще один вопрос. Вы из прокуратуры, когда бежали, прямо к Сбойчаковой отправились или куда по дороге заходили?
Малявкин наморщил лоб, словно стараясь припомнить, потом беспомощно развел руками и сказал:
– Куда же заходил? Нет, вроде бы никуда не заходил. Пошел к Сбойчаковой.
Скворецкий кончил читать записанные Горюновым показания Малявкина и сурово, в упор посмотрел на него. Посмотрел, но ничего не сказал, только молча кивнул Горюнову; продолжайте, мол, продолжайте.
Горюнов протянул Малявкину страницы протокола допроса:
– Прочтите и подпишите. Что записано неверно, скажите. Если ошибся, исправим.
Малявкин быстро пробежал все страницы и, помедлив секунду, подписал.
– Скажите, Малявкин, – спокойно, очень спокойно спросил Горюнов, – вы намерены говорить правду?
– П-правду? – Малявкин стал заикаться. – Так я и говорю правду.
– Все, что вы говорите, – ложь. Ложь и ложь! – резко сказал Горюнов.
– Но я не лгу, товарищ начальник. Все, что я сказал, – правда.
– И то, что после побега из прокуратуры отправились прямо к Сбойчаковой, ни к кому не заходя, тоже правда? Вы что, не узнали того, кто вас опознал? Может, снова надо пригласить племянницу профессора Варламова? Она вам многое напомнит.
Малявкин вскинул руку к лицу:
– Она?.. Ната?.. Она вам рассказала? Нет, я сам. Сам. Скажу все…
– Нет уж, хватит, – жестко перебил Горюнов. – Мы вас достаточно слушали. Теперь говорить буду я, а ваше дело слушать и отвечать на вопросы. Я вас предупреждал. Потрудитесь сообщить – только правду, – как, каким путем, с какой целью вы приехали в Москву?
– Я же вам говорил, – с тоской произнес Малявкин. – Я получил отпуск. Вот и приехал. В мае…
– В мае? А сейчас июль! На какой же срок вам предоставили отпуск?
– Отпуск я получил на три месяца.
– Вот ваши документы. – Горюнов подошел к своему столу и приподнял лежавшую с края пачку документов. – Не Задворного, а Малявкина. Так, кажется, ваша подлинная фамилия? Ваше заявление, будто вам был предоставлен отпуск, ничем не подтверждается. Судя по документам, вы ехали не в отпуск, а в командировку. Какую командировку? С какой целью?
Малявкин перевел дыхание и машинально провел рукой по лбу, отирая выступивший пот.
– Ах, это? – сказал он. – Так тут же все проще простого. У нас в части посчитали неудобным оформлять поездку как отпуск, вот командование и приказало выписать мне командировочное предписание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105