И почему она не поговорила с ним по душам, не высказала все, что так ее тревожит?
Невеселые мысли Наты прервал резкий телефонный звонок. Она нехотя поднялась с кресла: опять, наверное, дядю. Опять с работы. А что она может сказать? Уехал – и все…
Ната неторопливо сняла трубку:
– Слушаю.
– Кто со мной говорит? – послышался грубоватый голос, в котором звучали повелительные интонации; Ната оробела.
– Это… это племянница профессора Варламова.
– Ах, племянница! Слушайте, девушка, попросите-ка к телефону кого-нибудь из наших товарищей.
– Ка-каких ваших товарищей? Кого? – совсем растерялась Ната.
– Как – каких? Не понимаете? Ну, кого-нибудь из тех, кто у вас дежурит.
– Понимаю, – сообразила Ната. – Одну минуточку. Товарищи, – обернулась она к вошедшим на звонок чекистам, чуть относя трубку в сторону, – это вас.
Один из сотрудников поспешно выхватил у Наты трубку, прикрыл ладонью и тихо прошептал:
– Кто? Кто спрашивает?
– Н-не знаю, – испугалась Ната. – Кто-то незнакомый.
– Скажите, что вы пошутили, что тут никого нет, и вы не понимаете, что ему нужно. Да живо, живо! Поворачивайтесь. – Он протянул Нате трубку.
– Вы слушаете? – каким-то тонким, пискливым голосом сказала Ната. – Слушаете? Я… я пошутила. Тут никого нет. Алло? Алло?
В трубке слышалось чье-то дыхание, но никакого ответа не последовало. Затем раздался щелчок и частые гудки.
– А, черт! – не сдержавшись, выругался оперативный работник. Отстранив Нату, он вырвал у нее трубку и быстро набрал номер Скворецкого. – Товарищ майор? Докладывают с известной вам квартиры. Ерунда тут сейчас получилась… – Он коротко сообщил о звонке.
– Минутку… – Скворецкий кивнул Горюнову. (Тот жестом пригласил Малявкина и провел его в другой кабинет.) – Да-а, – с досадой сказал майор в трубку. – Опростоволосилась наша девушка. Кто-то, по-видимому, проверял, есть ли засада, и – проверил. Убедился. Скверно! Но поделать теперь ничего не поделаешь. Вы уж не вздумайте там воспитывать вашу хозяйку. Опыта-то у нее никакого, да и вообще дитя еще. Цыпленок. Вы как-нибудь осторожненько, деликатно растолкуйте ей, что к чему. Поняли? Я на всякий случай проверю, не звонил ли кто от нас, но, думаю, это не так.
– Что случилось, Кирилл Петрович? – спросил вернувшийся Горюнов.
– Оплошала наша Ната, вот что, – ответил Скворецкий и рассказал суть дела. – Надо бы, пожалуй, туда заехать, однако успеется. Давай продолжим допрос Малявкина.
– Итак, вернемся к дантисту, – сказал майор, когда Малявкин вновь появился в его кабинете.
– Дело, собственно говоря, не в дантисте, – возобновил Малявкин свой рассказ. – Сам дантист, скорее всего, ни при чем. Он, пожалуй, ничего и не знает. Такое, во всяком случае, создалось у меня впечатление.
– Что-то я вас не пойму, – заметил Скворецкий. – Давайте сначала внесем ясность. Что за дантист? Кто такой? Какую играл роль в ваших делах? Вот на эти вопросы и потрудитесь ответить.
Малявкин начал издалека. Дело в том, что Гитаев поначалу мало чем с ним делился. Не разъяснил толком и того задания, которое было на них возложено. Но в последние дни, убедившись, по-видимому, что на Малявкина можно положиться, он стал откровеннее со своим напарником. Гитаев, в частности, наконец-то сообщил, зачем их сюда послало руководство абвера. «Руководство, – подчеркнул Гитаев, – а не начальство школы, не местные работники. О наших делах докладывают самому адмиралу (имелся в виду Канарис, начальник абвера), а может, кому и повыше. Понял?»
Первое, что они должны были сделать, – это установить личный контакт с профессором Варламовым (этому делу, как сказал Гитаев, тоже дали наименование: «Треф». Под словом «Треф» закодировано и имя профессора), получить исчерпывающие данные о его работах, имеющих первостепенное военное значение, и любой ценой переправить эти данные в Германию.
– Получить? – спросил Скворецкий. – Как это «получить»? Выкрасть? Похитить? Или… или сам профессор Варламов, «Треф», как вы говорите, должен был их передать? (У Кирилла Петровича перед глазами встал сейф, настежь распахнутая массивная дверца и зияющая черная пустота, хранившая тайну исчезновения расчетов.)
Малявкин пристально смотрел на майора.
– Как получить? Этого я не могу сказать. Не знаю. Гитаев мне ничего не говорил. Может, и похитить. А может… Нет, не знаю. Я в добыче документов Петра Андреевича участия не принимал.
– А Гитаев? Гитаев их добыл, документы профессора? – задал вопрос Горюнов. Было заметно, как сильно он волнуется.
– И этого не знаю. Из слов Гитаева сделать определенный вывод было трудно. Впрочем, у него вообще была странная манера говорить. Со мной, во всяком случае. Я никак не мог понять, когда он издевается надо мной, когда шутит, а когда говорит всерьез. Бывало, такое говорит – ничего не поймешь. Мне порой казалось, что у него в голове, знаете…
Малявкин поднял руку и выразительным жестом покрутил указательным пальцем возле виска.
– И все-таки, – настаивал Горюнов, – были какие-либо факты, признаки, которые позволяли бы определить, добыл Гитаев документы или нет? Неужели вы, живя бок о бок с Гитаевым, так ничего и не могли заметить, сообразить?
– Что вы от меня хотите? – с тоской сказал Малявкин. – Я же говорю: не знаю. Не знаю и не знаю, хоть на куски режьте. – Он вдруг оживился: – Да, вот что. «Сообразить»… Думаю, это важно. Так вот. В последней шифровке, которую я передавал немцам, о документах не было ни слова, ни намека.
– А если бы документы были у Гитаева? – поспешно задал вопрос Скворецкий. – Тогда как? Должны вы были в этом случае что-то указать в шифровке?
– Наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105