– Ваша профессия? – спросил майор, заполнив все графы. – Род занятий?
– Летчик, – гордо выпрямился Менатян. – Военный летчик.
– Вы? Летчик? Да еще военный? Помилуйте, какой же вы летчик? Сколько у вас на счету боевых вылетов за два года войны?
– Не в этом дело, – огрызнулся Менатян. – С первых дней войны я очутился в плену…
– Знаете что, – перебил его майор, откладывая ручку в сторону, – давайте сделаем так: записывать я пока ничего не буду. И вопросов задавать не буду. Попробуйте сами толком, по порядку рассказать все, что с вами произошло, как вы дошли до жизни такой. Условились?
Менатян снова пожал плечами:
– А что рассказать? Я не знаю, чего вы хотите. Мне рассказывать нечего.
– Так уж и нечего? – вмешался Горюнов. – Ну, не хотите про плен, расскажите для начала хотя бы о том, каким образом из Менатяна вы перевоплотились в Геворкяна.
– Ах, это? Не думаю, чтобы тут для вас было что-либо интересное.
– Все-таки?
– Пожалуйста. Все проще простого. Вполне понятно, что после пребывания в плену своих документов у меня не было, и, когда я направился в Москву, меня снабдили этими документами.
– Какими? На имя Геворкяна?
– Да.
– Кто снабдил? – быстро спросил Скворецкий. – Где? Когда? Только точно.
– Как это – кто? – прикинулся изумленным Менатян. – Командование соединения, в котором я воевал последнее время.
– Какого соединения? Наименование? Его местонахождение?
– Соединение партизанское, а местонахождение… Я не вправе его сообщать. Это военная тайна.
– Послушайте, Менатян, – не выдержал Горюнов, – вы что, хотите нас уверить, что были партизаном? Бросьте паясничать, к добру это не приведет.
– Спокойно, товарищ старший лейтенант, спокойно, – одернул Горюнова Скворецкий. – А насчет партизан… Вы что, Менатян, утверждаете, что были партизаном?
– Ну конечно, был. Не пойму, почему это вас так удивляет?
– Почему? Да потому, что в партизанах вы не были. Это ложь.
– Конечно, заявлять, что я лгу, ваше право. Беда в том, что я говорю правду.
– Ах так? А что вы скажете по поводу этой справки? – Майор вынул из папки документ и протянул Менатяну.
Тот глянул на справку и улыбнулся:
– Ну конечно, как Менатян я среди партизан не значусь. В отряде я носил имя Геворкяна.
– Носили имя Геворкяна? Но вы только что, минуту назад, сказали, что документы на имя Геворкяна получили от командования соединения, перед отправкой в Москву. А теперь… Нет, Менатян, не кругло получается.
– Почему не кругло? Я просто неудачно выразился. Под именем Геворкяна я был в отряде с самого начала, а документы получил действительно перед выездом в Москву. В лесу они мне были не нужны.
– Отлично. В таком случае вот вам другая справка: и Геворкяна в рядах партизан нет и не было. Что теперь скажете? – Скворецкий пристально смотрел в бегающие зрачки Менатяна.
– А ничего не скажу! – вознегодовал Менатян. – Подумаешь, справка! Бумажки! Мы не по справкам воюем, не по бумажкам. Что, все партизаны у вас на учете? Списки есть? Каждый там значится? Нет таких списков!
– Справедливо, – спокойно сказал Кирилл Петрович. – Полных списков всех партизан, которые сражаются в тылу врага, нет и быть не может. Да, я полагаю, такой учет сейчас и не нужен. Но кое-какие сведения о партизанских соединениях, их составе, имеются, связь с ними регулярная. Сейчас, дорогой мой, не сорок первый и даже не сорок второй год. Не забывайте об этом. Так вот, ни в одном из крупных партизанских соединений ни Менатяна, ни Геворкяна нет. Где же вы воевали, в каком отряде? Кто этим отрядом командует? Потрудитесь отвечать и не прячьтесь за военную тайну.
Менатян заметно колебался.
– Ну, ну, – поторопил его Скворецкий, – выкладывайте. Местонахождение отряда? Фамилия командира? Живо!
Видя, что отступать некуда, Менатян ответил. Он назвал отряд, действовавший на западе Белоруссии, возле самой границы республики.
– Вот и просчитались, Менатян. Как раз по этому отряду сведения у нас имеются: в том отряде ни Менатяна, ни Геворкяна не было. Итак, вы намерены говорить правду?
Менатян молчал.
– Хорошо, – после минутного молчания сказал Скворецкий. – К вопросу о вашем участии в партизанском движении мы еще вернемся, хотя для нас этот вопрос и так ясен. Перейдем к другому: как и когда вы попали в плен, при каких обстоятельствах? Только поподробнее. И, советую, правду…
Менатян заметно оживился.
– В плен я попал в 1941 году, – быстро заговорил он, – при одном из первых боевых вылетов. Мы – нас было трое, три самолета – были атакованы превосходящими силами противника. Приняли бой. Мой самолет, после того как я израсходовал весь боезапас, был подбит, загорелся в воздухе. Я выбросился с парашютом и…
– Стоп! – поднял руку Скворецкий. – Уточним некоторые детали. Сколько было фашистских самолетов против ваших трех?
– Ну как я могу это сказать? – искренне удивился Менатян. – Может, десять, а может, пятнадцать. Разве тут, в обстановке воздушного боя, до точного счета?
– Есть летчики, которые утверждают, что ничто не требует такого точного счета, как воздушный бой. Вы, как следует из вашего ответа, не из их числа. Что же, оставим это на вашей совести. Итак, десять или пятнадцать?
– Да, не менее десяти.
– Так уж и не меньше? А может, восемь? Шесть? Или и того меньше – три? Два?
Менатян насупился:
– Мне не до шуток.
– А я и не шучу, – подхватил майор. – Мне тоже не до шуток, тем более что вы все лжете! Самолет ваш подбит не был, в воздухе не загорелся. Все это ложь и ложь!
Менатян прикинулся глубоко оскорбленным:
– Ложь? Может, я и с парашютом не выбрасывался? Может, и в бою не участвовал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105