- Кто Немилостивый?
- Бог ... Говорится так.
- А почему же он не милостив?
- Мы - немилостивы, и Бог Немилостивый ... За грехи.
- Он всегда такой?
- Кто?
Тарас хмыкнул.
- Какой ты странный, Ципко. Ну что, зогрився?
- Да, немного ...
- Вот видишь ...
Тарас смотрел вперед и насмешливо задумчиво улыбался.
Женщина вдруг начала его легонько, напивбоязко, напивцинично щекотать.
Тарас стыдливо покраснел, но руки ее не отнял. Женщина сделалась смиливищою.
- А теперь еще теплище? Правда? А?
Тарас поднял голову, посмотрел на нее и в глазах его проступило нечто и вызывая, и виноватое, и злобное.
Женщина ловила его взгляд.
- Видно здесь ... Правда? - Тихонько, подобострастно, прошептала.
Тарас принужденно засмеялся.
- А грех?
- Что грех?
- Это грех, а? Душу потеряем ...
- Э, душа уже утеряна.
- Потерянная?
Женщина, не отвечая, начала подниматься, увлекая за собой Тараса.
- Пойдем туда ... Там темнище ... А двугривенничка ты мне дашь? А?
- За душу?
- Хе-хе-хе! Чудак ты, Ципко. В каком кармане? В этой? Да, нащупала ... Я только двугривенничка ... А три копийочкы тебе оставлю. Или все взять?
- Бери.
Ветер снова испуганно, быстро зашептал что-то деревьям. Деревья задрожали жидким, мертвым листьями и боязливо наклонились к людям.
-------------------------------------------------- ---------
Когда фигура женщины исчезла за пунктиром лихтарив, Тарас оглянулся и сел на какую лавку. Лицо осунулось, вид был усталый, измученный.
Он долго сидел, вяло опершись на спинку скамьи, потом медленно вытащил из кармана записную книжку, перечитал написанное и, улыбнувшись, продолжал писать:
"Пишу это через полчаса. Очень интересное явление: решительно нечего священного нет. Абсолютно. Вот представляю Вам, Ваше лицо, крылатые брови. Ну и что же: лицо, как лицо, брови, как брови. Скучно. И смешно немного. Хе! "
Тарас посмотрел на лихтарь, криво усмехнулся писал далее:
"И наступит утро. Для чего? Что, собственно, в том, что придет утро? Скучно ... Даже писать Вам скучно. А все почему? Интересно. Пришла из темноты женщина, проститутка, грязная, некрасивая и за двадцать три копейки забрала и занесла с собой мою мировую скорбь, мои покушения на поэзию, забрала "священное", и у меня уже ничего нет ... Вот это ловко! Вот это хороший пощечину "вечной, единственно главной" души! Прекрасно! "
Рука Тараса устало остановилась. Уста искривились, болезненно. Вяло ворохнувся и снова писал:
"Только в спине и плечах чувствую нервы. Вот и все. Словно деревце с стволом и ветвями: каждая ветка ноет и болит ... А интересно, что и проститутка верит в свою душу ... Но, как и все, продала ее за 23 копейки за для позорного "тела ..."
Посидел, посмотрел вдаль.
"Я зашел однажды в собор. Люди молились. Я вслухувався в молитве; первый раз я внимательно вслушивался, вник в их содержание. Все они говорят о том, чтобы Бог избавил от гладь, мора, болезней, дай насущного хлеба ... Для души? Нет, для тела. Вот комизм! Для тела! И никто не просит, чтобы дал гладкими, мор и болезни для этого позорного тела Никто.А все между тем только для души живут ... "
Он остановился, устало потер рукой лоб и снова быстро начал писать:
"А вся наша жизнь? Эти дома, дороги, магазины, университет ваш, больницы - для души? А социалистический программ? Эта уже выше Появление души. О чем она? О зоробитну плату, о восьмичасовой рабочий день, о розпредилення продукции труда ... И еще с пренебрежением говорят о тех, которые не живут духовной жизнью. "Как скотина ..." О, сумасшедшие! Как бы я хотел быть этим здоровой, свободной скотом! Как бы я хотел без этой вашей души валяться в траве, пить лучи солнца, с ревом бросаться на врага и любовно лизать своих детенышей! И решительно не думать пре то, чтобы калеки-люди збиралися для того, чтобы вырвать у других людей кусок мьяса, называемый социальным программам. Ничего не думать, ни о каких ваши души, культуры, морали, лживые, сумасшедшие, угарные солнце, трава , вода, пространство, враги, подруга, детеныши О, проклятая мысль! Она лишила человека всех этих благ! Она сделалась его Богом и тюрьмой, она завладела, как коварный лакей довирчивим господином - телом ... "
Он устало, перечитал написанное и насмешливо хмикнувшы дописал:
"А смешно, правда? Сидит себе жалкая фигура и царапает важные слова, фильозофствуе ... Ну и какой толк в этом фильозофуванню? Разве я могу эти слова, эти мысли довести до чувства, довести до того, чтобы сделать то, что из них следует? Ничтожный калека, только и способен на то, чтобы ныть, и ... А, все равно! .. И этих мыслей уже нет ... Устал безумно.
Он. пустил руку и замер. Ветер осторожно шопотився с деревьями.
Тарас медленно, с усиллям поднялся, сунул книжку в карман и тихо поплелся вниз. Видно было, не думал, куда шел. Долго бродил. Уже начинало светать, когда он пришел к своим.Оля, которая открыла дверь, с ужасом отшатнулась, увидев его лицо, но он молча пошел к лежанке, где спала Оля, не раздеваясь лег и тотчас нырнул, как в болото, в густой мутный сон.
Глава 14
Мирон збирався куда идти, когда это в его пришла запыхавшаяся Оля. Она не смотрела ему в глаза, не обратила внимания на осунувшийся вид, на выражение какой жесткости и горечи в лице, даже ничего не ответила на удивленно-радостное приветствие его. Глядя в угол, торопливо, взволнованно стала рассказывать.
Снова исчез Тарас. Четыре дня, как не о его нет вестей. Пришел однажды рано в ранке, страшный такой, проспал часа три, испуганно вскочил, попросил десять копеек и куда побежал. Сначала конверта просил для чего, но конверта в доме не нашлось. Побежал он. Потом опять пришел. Вызвал ее в сени, дал какую-то книгу сберегательной кассы и сказал, что у его там лежат пятьсот рублей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65