Петр с недоразумением обратился к Кита:
- Что, собственно, здесь произошло?
Кит многозначных улыбнулся и начал рассказывать.
Петр слушал подняв брови.
Глава 13
Иона привел Тараса к себе. Иона сам не твердо держался на ногах, но Тараса поддерживал под локоть крепко и не выпускал всю дорогу. Тарас покорно подчинялся.
- Вы будете спать у меня! - Безапелляционно решил Иона. - Конечно. Никуда вам таком идти нельзя. Он зажег лампа и посадил Тараса на кровати.
- Сидите ... Вот так ... И все будет хорошо. Спать у меня. Положим матраса судьбы, - черт бы его побрал: поделимся подушками и все. А это все ерунда. Вы этому не вирьте. Ей Богу, голубчик, не вирьте, - врет Петр. Пьян болтовня и ничего больше. Врет, собака, я его знаю. Потом сам будет с нас смеяться, что поверили. Ей Богу!
- Разве он такой?
- Такой, сукин сын, такой! Я его знаю. Лжет, что в голову придет. И представьте себе, парень не дурак, но черт его знает, что с ним подиялось! Ей Богу! Хороший был когда партийный работник, теперь же - вот! .. Все откидывает, сволочь, смеется и только баб самих и знает ... Вот какая каналья! Но все лжет, и вы ни одному слову не вирьте. Я вас понимаю ... Такое дело ... Так ... Но мы, "однако и несмотря," как говорится, начнем делать постель, правда? Вот вы так же себе сидите ... Вот только Пересадка этого стула, я возьму матрасик Вот так ... И сидите ... Сидите спокойно, а я тем временем ... вот ... ковдронька пусть пока здесь полежит ... А. .. А матрасик сюда, на пол ... Вот ... Сидите, сидите ... Вот ... Теперь мы таким родом: вам одну подушку и мне, а вкриемось, один одеялом, а второй - пальто ... А. .. И будем спать, как помещики ... Что же делать? Плохо ... Но ничего не поделаешь ... Вот ... Теперь раздевайтесь.
Тарас автоматически слушался. Главася и лег на полу, укрывшись пальто.
Иона не переставая болтать, также лег, закурил папиросу и, выставив из под одеяла бритый красное от выпивки лицо, потянулся.
- Вот и прекрасно. Оно, конечно, лучше бы на мьягкому кровати и рядом с ... Эх, дурак Петр, глупый ... Ну, Бог с ним! Все проходит ... А он просто врет ...
Иона глубоко, самым носом вздохнул, потянул сигарету и скосився на Тараса. Тот лежал неподвижно, уставив в потолок здригуючи мутные глаза.
- Вам не жестко, милый? А? - Спросил Иона.
Тарас очнулся.
- Что
- Не жестко, говорю, вам?
- Нет.
Иона снова вздохнул.
- Бестия все же этот Петр ... Речь собаке! Эх ... Ну что ж ... Будем хоть спать ... если ... Хотите спать?
- Да ... Я тот ... я буду спать.
- Ну спите. Спите. Доброй ночи.
И, погасив лампа, Иона заскрипел кроватью, лег и затих.
Тарас не шевелился. Сначала было очень темно, потом медленно стали заметны стены, и белую простыню на кровати Ионы. С улицы от лихтарив доходило слабое свет.
Время трещотки по мостовой извозчики; слышались голоса, прохожих; хлопали внизу выходного дверь. Где-то очень глухо слышался плач ребенка.
Иона раза два вернулся на другой бок.
- Тарас! - Вдруг тихо позвал он.
Тарас молчал. Ему не хотелось разговаривать.
- Тарас! - Голоснище крикнул Иона.
Тарас схрапнув, словно потревоженных в сне.
Иона послушал, и слышно было, как перевернулся на спину.
Ребенок где-то за стеной плакал упертище, очевидно, закочуючись, от собственного плача. Тикал часы на стуле у Ионы.
И вдруг Тарас услышал в темноте звуки, которые сильно толкнули его в сердце
-------------------------------------------------- ---------------
Тарас не выдержал и неожиданно для самого себя сел на постели. Звуки сразу прекратились. На кровати было чрезвычайно, мертвяче-тихо, даже дыхания Ионы не ощущалось.Тарасу было невыносимо стыдно. Быстро встал и торопливо в темноте начал одеваться.
На кровати было тихо.
Тарас стучал стульями, сапогами, снял то со стола на пол, но с постели не слышалось никакого шелеста. Иона будто умер.
Только тогда, когда Тарас уже одежда пальто, Иона вдруг завозился и, как только что проснувшись, сонно спросил:
- Что такое? Кто здесь?
- Это я. Я иду .. - Глухо сказал Тарас.
- Куда? Зачем? - Озабоченно встал Иона, а в голосе слышалось то виноватое, к муке неловкое.
- Да ... Не могу спать ... Затворите за мной двери ...
И Тарас в темноте направился к двери. Иона молча зашльопав за ним босыми ногами.
Оказавшись на улице, Тарас глубоко вздохнул и медленно пошел навманя.
Было уже поздно. Прохожие встречались редко.
Тарас шел, опустив голову с застывшей на губах хоробливою улыбкой. Долго шел.
Остановившись, он заметил, что оказался на какой странной улицы; домов почти не было, только высокие камьяни заборы, по по которым тоскливо шелестели высокие деревья, касаясь друг друга полуголыми Гилькив. Заборы освещались рядом лихтарив, которые желтой пунктирною полоской сбегали вниз и заворачивали там далеко вправо. Посреди улицы тянулся бульварчика и видно пустые ряды.
Тарас медленно подошел к одной из них и уселся под лихтарем.
Посидев минуты три с закрытыми глазами он вдруг вынул из бокового кармана большую записную книжку и, закусив губу, начал быстро писать:
"Пишу Вам, Вера. Хочу Вам писать, хочу говорить с Вами, кричать, рыдать перед Вами вот здесь, среди холодной, вохкои, тоскливо заброшенной улицы. Как некогда в тюрьме (памьятаете, Вы любили письма мои?) Хочу собрать тоску мою в один камень слов и швырнуть его в Вас. Хочу обмакнуть мое перо в черную пену страдания моего и вонзить его в сердце Ваше.
Тарас вздохнул. Ветер зашелестел над головою и затих, словно следил за ним оттуда. Послюнил карандаш и писал далее:
"Вера! Только что я видел собственными глазами мерзости и лжи, от которых бежал на эту улицу. И сегодня же я слышал слова, ядом зажгли кровь мою. Ужасные, противно-болезненные слова, от которых должен был бы я рыдать безумно .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65