Вигадувать начинаешь. Выспаться надо. Излишне все это. Только.
- А-а! - Злорадно крикнула Маруся, будто только и ждала этого ... - "Хватит!" Задело таки? Шлюси, мол, нельзя трогать таких предметов! ...
- Глупости говоришь. Скучно. Шла бы спать лучше.
- Нет, не крути! Спать я не пойду, слышишь? Не пойду я спать! Гулять пойду, к Ермолкина, Иванченко ... Они лучше тебя ... Так, лучшие, чтобы ты знал! Они меня хоть и девкой, зовут так, просто, в глаза, деньги платят, а ты ... там у себя в душе ... а тут улыбки строе, с доктором равняешь, наукам учишь. Гордость свою замазывают ... Что? Вот в душе стесняешься сейчас перед этими (она ткнула пальцем в сторону Дары) за разговор мой и за всю меня, а дурака строе. Думаешь, когда смеешься, то хорошо? Слабо твое дело, все вижу!Думаешь, не вижу? Думаешь, не знаю, как корчит тебя там в середине? Знаю, хоть ты и скрытный. И не смотри ты на меня таким Сирота казанская! Стыдно? Так гони меня, бей, швыряет меня ногой, чего стоишь?
- Хватит, Маруся, не надо. Излишне все это, - тихо и серьезно сказал Мирон.
- Что лишнее? - Грубо крикнула она.
- Все это, и слова твои и ... твое страдание. Зачем? Не надо. Да еще при посторонних.
- А-а! - Въедливыми улыбнулась она. - Вот так давно говорил! Вот это дело ... Вот это ...
- Пойдемте, Тарас - вдруг двинулась к двери Даша .- А вы, Мирон, извините.
Тарас понемногу встал, потер рукой лоб и одежда фуражку.
Поднялась и Маруся.
- Нет, стойте! Подождите. Он сказал таки свое слово! Я только этого и ждала ... Я давно этого хотела. Ярости, в гневе комедии ломать не так-то ... Стой, теперь говори, зачем брал меня оттуда? Из дома? Зачем? Я просила тебя? Просила, говори? Нет, говори, я просила тебя!
Она все более и более волновалась; щеки уже лихорадочно горели, очи ужасно, неестественно блестилы.
Мирон странным, глубоким взглядом смотрел на нее. И были в этом взгляде и грусть, и боль, и печаль.
- Одповидай же, зачем?
- Разве тебе хорошо было там? - Зтиха спросил он.
- А тут, ты думаешь, мне хорошо?
- Неужели хуже?
Маруся почему еще больше рассердилась.
- Да ты не крути! Я тебя не спрашиваю, где мне лучше, где хуже. Я тебя спрашиваю, зачем ты меня брал оттуда?
- Чтобы тебе лучше было.
- А тебе все равно, шлюха твоя сестра или доктор?
- Все равно.
- И ты перед кем угодно, во всяком месте назовешь меня сестрой, такую, какая я есть?
- Назову.
Маруся неподвижно смотрела в его тихое лицо.
Видхитнулася, быстро повернулась к Дары и шопотом бросила:
- Слыхали?
И сейчас же снова вернулась вся Пошли, сжала кулаки и с ненавистью зашипела:
- Ну? И ты не подлец после этого? Нет? Ты не хуже всякого Ермолкина? Недостоин ты, чтобы плюнуть вот здесь в морду тебе за бреxню твою подлую, безграничную!? "Все равно что доктор ..." Да где же это такое вчувано? Кому говоришь ты это? Кого обмануть хочешь? Музеев меня жалей, если ты мне брат, но не так же подло, скажи хоть раз в лицо мне, что думаешь ... говори! Не мучай, говори, а то я тебе не знаю, что сделаю!
Мирон снова странно и только посмотрел на сестру, пoтим понемногу взял стул и сел на него, глядя в окно с легкой улыбкой в задумчивым взглядом.
- Так ты не хочешь и ответят! Не хочешь? Так? Ну, так на тебе! Теперь ответишь! И быстро войдя в его низко, наклонилась i плюнула прямо в лицо мокрым густым плевком.
Даша вздрогнула, вспыхнула, двинулась к их й остановилась. Тарас побледнел весь, начал часто дышать и сбросил для чего фуражку.
Маруся же подалась назад и с ужасом смотрела в лицо Мирону широкими напряженными глазами.
Мирон в первый момент отшатнулся назад, потом быстро поднял руку к щеке, по которой в белых бульбушках зтикала слюна, понемногу засунул руку в карман, вытащил платок и вытер лицо. Смотрел в землю и тяжело дышал. Втершы, положил платок в карман, посмотрел на застывшую в ожиданию Марусю и тихо сказал:
- Без нужды ты это ... Но ничего. Все это понятно ... Лечь тебе надо ...
- Ро-о-ню! - Вдруг бросилась к его Маруся.
- Роничку! - И, упав на колени перед ним, обхватила ног конвульсивно целовала и билась лицом о их. Шляпа мешал, цеплялся за руки и так же конвульсивно дрижав черным пышным пером
- Ну, Маруся, только ... Ерунда, чего там ... оставь ... Не надо ...
- Роню! Родненький! Убей меня плохой, растопчут! За что я тебя? За что тебя, бедного? Счастье ты мое единственное, братец мой! Не надо прощать мне, заставь меня недостойное!Роню мой Роню! ...
Даша оглянулась по комнате, нашла глазами на столике у мольберту графин с водой и стакан, налила и поднесла Мирону. Глаза ее смотрели строго, губы побледнели от волнения, рука с стакан тримтила.
- Дайте ей.
Мирон взял стакан, но тут же отдал назад и наклонившись к рыдая Маруси, нежно, как к оскорбленной ребенка, заговорил:
- Хватит, Марусинько, довольно. Ну, чего там. Пойдем к тебе. А? Идем, хорошая, идем, все. Надо успокоиться, уснуть, все это мелочи и не важно ...
Пойдем, милая, пойдем ...
Маруся затихла и стала тяжело подниматься.
Он помог ей и, как больную, прижимая к себе, медленно повел из избы. На пороге обернулся к Дары.
- Подождите минутку, я сейчас.
Даша кивнула головой и отошлют к окну.
Внизу рождалися огоньки города; вверху, как пьян, тяжело шевелились облака. Дом был пьятиповерховий, стоял на, горе, и видно было из окна дальнюю полосу дороги, уже покрытую рижнобарвнимы сигнальовимы огоньками.
Тарас ходил по комнате, потирая лоб, останавливался возле рисунков и тотчас одривався от них, словно при первом взгляде убеждался, что это не то. Закаблуки сапог топали то нескладно и уединенно в наступившей тишине. Потупотять, потупотять и затихнут, потом опять раз -два и утихнут.
Из соседней комнаты чуть доходил мьягкий баритон Мирона. Представлялось его странное затихше лицо с жесткими роскудовченимы усами, склонилось над таким же смуглое лицо, темным от поднятия и слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65