Впрочем, сомнений быть не могло и до того мгновения, когда Сарио подправил набросок. И все-таки подправил…Его терзало раскаяние. Но ведь на то и отпущен Дар, исключительная привилегия со своей жестокой категоричностью: в мире Одаренных нет места ничему, кроме совершенства.– Извини, – сказал он слабым, сдавленным голосом. А про себя добавил: “Не сердись, Ведра”. Но вымолвить не рискнул – слишком моляще прозвучало бы, слишком униженно. Даже перед ней он остерегался раскрывать душу. – Я сожалею.В тот миг она выглядела намного старше его.– Ты всегда сожалеешь, Сарио.Для него это была кара, а для нее – всего лишь истина, убогая разновидность Луса до'Орро. Ему нравилась в Сааведре эта черта. Истина дороже всего. Но истина еще и мучительна. Его собственная истина превратила хороший набросок в отменный. Одна дополнительная линия да легкая штриховка… Как четко он видел, что надо сделать, как ярко сиял в нем Золотой Свет… Просто не верилось, что кто-то способен этого не видеть. А все дело в том, что у него – своя истина, у Сааведры – своя. Сааведра – хороший художник. А Сарио – превосходный.Этим-то он и причинил ей боль.– Ведра…– Да все в порядке. – Она убрала за уши непокорные пряди волос. Блеснула капелька крови – гранатовая сережка. – Ведь это от тебя не зависит.Да. Никогда не зависело. Потому-то его и ненавидят. Даже муалимы, знающие, на что он способен.– Куда пойдем? – спросила она. – Говоришь, это важно?– Очень.– Ну так…Она поставила доску на место, но портрет не удостоила даже косым взглядом. Сарио тайком проглотил обиду.– Чиева до'Сангва.Она опешила. Как он, впрочем, и ожидал.– Сарио! Да ты что?!– Я там все знаю. Нас не увидят.– Но ведь… нам нельзя!– Ведра, никто нас не увидит. И никто не пронюхает. Я уже много раз там бывал.– Ты видел Чиеву до'Сангва?– Нет. Но я видел кое-что другое. Когда не станет нас, не станет и Чиевы до'Сангва. Она отшатнулась.– Откуда ты знаешь?– Раскрыл глаза и вынул из ушей затычки. Сарио ухмыльнулся.– А еще, Ведра, я умею читать Фолио. Мне дозволено, ведь я мужчина.– Смотреть – да, дозволено. Но читать о таких вещах тебе еще рано. Муалимы знают?Он пожал плечами. – Естественно, нет.– О Сарио, ты слишком торопишься! Прежде чем разрешат читать Фолио, надо пройти серьезные испытания… В нем поднималось нетерпение.– Ведра, никто не узнает, что мы там побывали. Даю слово. От ее лица, испачканного углем, отхлынула кровь.– Но ведь нельзя, Сарио! Запрещено. Видеть Чиеву до'Сангва позволено лишь мастерам-иллюстраторам, и Фолио изучать тебе еще рано…И снова в нем взыграло самолюбие, и снова он не смог с собой совладать.– А я буду! Буду читать Фолио! И мастером-иллюстратором стану. Бледные щеки Сааведры на миг порозовели – ей, женщине, вовек не суждено изучать Фолио, достигнуть ранга мастеров-иллюстраторов, Вьехос Фратос. Ее предназначение – вынашивать и рожать их, но не быть одной из них.– Пока еще не стал.– Нет, но…– А пока тебе нельзя видеть такие вещи. – Она сердито посмотрела на Сарио: он невольно напомнил о том, что пол, как и происхождение, не дадут ей подняться до высот, которых она достойна. – Ведь мы с тобой действительно не мастера-иллюстраторы, и нам нельзя смотреть ритуал. Знаешь, что с нами будет, если попадемся?Он вдруг ухмыльнулся.– Хуже Чиевы до'Сангва – ничего. Она даже не улыбнулась, только покачала головой и твердо произнесла:– Нет.– Да.У него сияли глаза.Сааведра посмотрела на портрет. На свой набросок, который Сарио оживил двумя-тремя беглыми касаниями уголька. Его называли Неоссо Иррадо, Гневным Мальчиком. И небеспричинно. Он ко всем лез с каверзными вопросами. Всем дерзил. Но при этом все знали: сколь ни славен род Грихальва, в нем еще не было никого талантливее Сарио. Воистину он обладал Даром. Непознанным, непризнанным, даже неподтвержденным. И все же несомненным для всех. По крайней мере для Сааведры, так и сказавшей ему однажды… Задолго до того, как он прочитал те же слова в глазах учителей, ибо муалимы о таких вещах не говорят.Да, быть ему мастером-иллюстратором, Вьехо Фрато… Да и как иначе? Пусть Сарио юн, пусть никто не желает признавать его Дар – но он есть, и он переполняет все его существо.Быть ему и Верховным иллюстратором. Он гордо вскинул голову. “Я знаю, кто я. Я знаю, кем я стану!"Сааведра поморщилась. И отвернулась от нарисованного лица – потому что живое требовало к себе внимания.– Ну ладно, – сказала она.Он победил. Он всегда побеждал. И так будет впредь. Никто не знает, как его обуздать. Даже муалимы не знают и ломают голову над этим. * * * Мужчина поспешно схватил за руку ребенка.– Алехандро, сюда. Пройди вот здесь, видишь? Нет, канделябр оставь в покое… Прошу тебя, иди сюда. Не трогай список экскурсоводов, кураторрио тебе не понадобятся. Мы с тобой вполне обойдемся без них… Сюда, Алехандро. На этих стенах – портреты рода до'Веррада, все они – твои родственники. Если уж на то пошло, при желании ты увидишь себя, как в зеркале, на любой из этих картин. Взгляни-ка… Видишь?Мужчина ждал. Ему не внимали.– Алехандро!Да что с этим мальчиком? Не слышит спросонья, что ли?– Алехандро Бальтран Эдоард Алессио до'Веррада, окажи любезность, слушай меня внимательно.– Патро? – услышал он наконец.Значит, слух в порядке, виновата его вечная рассеянность. Это возрастное, точнее, детское. А впрочем, чего он еще ожидал? Разве это не его сын?Его. Да, Матра Дольча! Детство детством, но у мальчика есть обязанности. Вернее, появятся в один прекрасный день. А сейчас Алехандро слишком рассеян, слишком несобран, сейчас надо спокойно и терпеливо открывать ему глаза на мир. Но – исподволь, деликатно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118