– Это правда, клянусь, никто меня не подсылал. Я пришел кое-что узнать, но узнал больше, чем надеялся.Затрепетал огонек свечи, но Томас не заметил – не мог заметить.– Томас, я, Одаренный, как и ты… был. И я хочу знать, как это происходит. Я должен знать. Меня называют слишком маленьким – меннино моронно – но во мне не унимается голод.«И какой голод, о Матра Дольча!»– Я должен узнать. Сейчас. Иначе не успею приготовиться. “Я не хочу, чтобы со мной сделали то же, что с тобой”. Пауза затянулась. Наконец Томас выпалил:– Я не могу ничего сказать."Ну уж нет, у меня не отвертишься, я-то знаю тайну, я видел своими глазами”.– Да? А почему? Ты хранишь им верность после того, что они с тобой сделали?Над лестницей громко раздавалось неровное дыхание Томаса.– Ты не вправе знать, пока не пройдешь конфирматтио.– Это начинается с Пейнтраддо Чиевы, – настойчиво сказал Сарио. – Правда? С автопортрета, совершенного во всем… И порчу на тебя навел их Дар. Да, Томас? Почему ты до сих пор им верен?Тишину нарушало только прерывистое дыхание. И вдруг Томас глухо произнес:– Они меня не отпустят. Мне больше незачем жить, но они меня не отпустят.– Неоссо Иррадо, – очень тихо промолвил Сарио, – открой мне твою истину.Томас истерически расхохотался.– Мою истину? Разве не видишь, во что меня превратила эта истина?Сарио подумал, нервно кусая верхнюю губу, а затем открыл свою личную истину, которую знала только Сааведра.– Я читал Фолио.– Ну и что? Мы все читаем Фолио.– Я забежал вперед.– Что?! – возмутился Томас. – Но ведь это запрещено!– Как и то, что сделал ты. И все равно ты это сделал. Вот почему ты здесь.Это утверждение побудило Томаса выкрикнуть едва разборчиво:– Когда придут, я скажу, что здесь был ты! Сарио едва не цыкнул на него, как на Сааведру. Но сдержался, а затем высказал истину, которую даже Томас не мог отрицать:– Мы, Грихальва, живем так мало… Век любого из нас – неделя по сравнению с жизнью других. Вчера тебе было пятнадцать или двадцать лет, а сегодня костная лихорадка скрючила твои руки и бельма закрыли от тебя белый свет… И больше впереди нет ничего. Ни единого года. – Помолчав несколько мгновений, он твердо произнес:– Томас, расскажи, и я сделаю все, о чем ты попросишь.– Милосердия! Вот чего я прошу. Чтобы ты отпустил меня из этого кошмара к милосердной Матре. – На лицо Томаса, осененное светом и тенью, легли тона мучительного знания и безысходной тоски, превратив черты красивого молодого человека, коим он был считанные часы назад, в жуткую маску.– Хорошо. Я расскажу. А после этого ты меня убьешь. До сих пор тяга Сарио к осознанию своего таланта и способностей не подводила его к таким темам, как эта. От одной лишь мысли, что ему придется лишить человека жизни, он оцепенел.– Но ты не говорил “убей”! Ты сказал “отпусти”… Снова по лестнице скатился визгливый смех.– Да ты совсем еще ребенок! Не знаешь даже, что такое смерть! Уязвленный Сарио не замешкался с ответом.– Я знаю, что такое смерть! Три года назад у меня мать с отцом умерли от летней лихорадки.– И с тех пор тебя воспитывают муалимы? Эйха, коли так, я прошу прощения. – Томас тяжко вздохнул. – У меня это началось, как у любого Одаренного Грихальвы, как и у тебя однажды начнется: с Пейнтраддо Чиевы. И вот как заканчивается… Уничтожь ее, меннино моронно, друг мой Неоссо Иррадо, и я буду свободен.– Эн верро?– Да, – ответил Томас с горьким смешком. – Эн верро. Клянусь моей душой.Матра Дольча! Вот, значит, какова главная из настоящих истин.Вот какова испепеляющая Луса до'Орро Дара Грихальва.Сарио вздохнул, дрожа от нетерпения. – Расскажи! Глава 3 – Значит, я тебе больше не нужна, – произнесла женщина. – Теперь что, бросишь меня? Мужчина улыбнулся.– Никогда!– У тебя есть сын: У тебя есть дочь.– Законнорожденные дети – это одно, а женщина, которая дарит мне радость, – совсем другое, пусть даже наши отношения не одобрены екклезией.Он с наслаждением вытянулся рядом с ней на широкой кровати под балдахином – вот уже два года она служила им полем для любовных баталий.– Матра Дольча, но я все-таки счастлив. Мне сказали, девочка здорова и чувствует себя отменно. На этот раз Матра эй Фильхо нас благословили.– Нас?Казалось, он сбросил лет десять. Особенно помолодел позвоночник, хоть и хрустел угрожающе.– Тайра-Вирте. Меня. Герцогиню. И, тебя, вива мейа. Ты же со мной, значит, благословение касается и тебя.Наступила тишина. Женщина лежала, свернувшись калачиком. Молчание было не в ее натуре. Если она молчала, это почти всегда означало недовольство.Он оперся на локоть. Она лежала к нему спиной. Он залюбовался плавным изгибом ее позвоночника, проступающего под нежной кожей."Такая юная, намного моложе меня”.Он ласково провел пальцами по позвонкам от шеи до талии, праздно считая: “Премо… дуо… трео…"– В чем дело? Или я не развеял твои опасения? Она изящно пожала плечом – дорогая ароматная гхийасская пудра, чуть смягчавшая жемчужный лоск кожи, стерлась в жарком и сладостном поединке. Одеяло свалилось на пол; наготу женщины лишь отчасти скрывал роскошный занавес каштановых волос и край шелковой простыни на бедрах.– Вива мейа, в чем дело? Неужели тебе еще нужны доказательства моей привязанности? Моей верности? – Он тяжело вздохнул, рука безвольно упала на простыню. – Разве ты не получила дарственную на эту усадьбу? Ты богата и знатна, и твоя будущность обеспечена. Чего еще можно желать?Простыни зашуршали – она поворачивалась к нему лицом. Вьющиеся локоны, восхитительно влажные после любовных утех, закрутились колечками над высоким лбом.– Надежного будущего для моей семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118