Верховный иллюстратор! Она повернулась к картине, которая с самого начала бросилась ей в глаза, – к той, что стояла у мольберта. С первого взгляда она не узнала недописанного лица, ее отвлек бордюр.– Пресвятая Матерь! Сарио! Зачем ты пишешь Сарагосу Серрано?В его глазах что-то промелькнуло, но исчезло еще до того, как он покосился на ящик, в который поставил склянки.– Да так, в шутку, – бесцветным голосом ответил он. – Дай, думаю, напишу его портрет и отправлю ему в подарок. Анонимно, понятное дело. Может, хоть тогда поймет, что такое настоящий талант.В ушах Сааведры это прозвучало бессмыслицей.– Сарио, зачем тратить на него время? Кто он и кто мы?– Для нас он – мердитто. Позорит достойную должность. Если бы не Серрано, она бы досталось нам, Грихальва.– Да? А мне показалось, ты отрекся от семьи Грихальва и теперь пестуешь в себе тза'аба. – Сааведра язвительно улыбнулась. – Или ты всегда тот, кем выгодно быть?Он кивнул.– Как и ты.– Я? – изумилась она. – При чем тут я?– Как это – при чем? Раньше ты была художником, потому что это было выгодно семье. А теперь семье выгодно, чтобы ты рожала.– Фильхо до'канна! – вышла она из себя. – О Матра! Что этот старый мердитго сделал с твоим языком?!– Мой язык – моя забота, и это для тебя не новость. Уж если на то пошло, лучше б за своим последила. Портишь такую хорошую компордотту площадной бранью!– Твоя заслуга! – огрызнулась она. – Это ты меня научил.– Ладно, ладно. – Он ухмыльнулся. – Считай, что мы квиты, идет? И во многом похожи. – Он указал на картины. – Ведра, мой тебе совет: попробуй писать бордюры. Прекрасно дополняют композицию.Она стиснула зубы и процедила:– Искусственность.– Да ты еще раз глянь. – Он метнулся к мольберту, показал на эскиз бордюра. – Видишь? Ветка миндаля, побег лаванды, пучок таволги. А тут розы, видишь? Сделаю их желтыми, пожалуй. – Водя пальцем, он смотрел на нее и дружески улыбался. – Все элементы повторяются, замечаешь? Причем в контексте портрета. Видишь, что он будет держать? Миндальную ветвь, побег лаванды, пучок та'волги и одну-единственную розу. Она будет желтой, тут никаких сомнений.Сааведра пожала плечами.– Эти элементы можно было и так включить. Без бордюра.– Но бордюр их все объединяет. И становится частью картины, рамой внутри рамы.Она снова пренебрежительно пожала плечами.– По-моему…Он тихо рассмеялся.– Стилистические новшества всегда встречают неприятие. Сарио знал, куда бить. Сааведра оскалила зубы.– Тебя этому старик научил?– Такие бордюры – на всех картинах мастеров Аль-Фансихирро. Даже в Кита'абе. Это тза'абская традиция.– И теперь ты себя считаешь одним из них? Мастером Аль-Фансихирро, или Как там?..– Орден Искусства и Волшебства. – Он ухмыльнулся. – Эн верро, а почему бы и нет? Я и Вьехо Фрато, и Аль-Фансихирро. Только глупец отворачивается от того, что способно исполнить любое его желание.Вот сейчас он похож на прежнего Сарио, подумала Сааведра. Возможно, противный старик не совсем задурил ему голову.Смягчившись, она кивнула.– Все-таки не понимаю, зачем тебе писать Сарагосу Серрано.– Я уже сказал, просто шутки ради. – Сарио безмятежно улыбнулся; – Хотя ему, конечно, никогда этого не понять.– Зачем же тогда время тратить?– Потому что нравится.Эйха, он и тот, и не тот. Что простительно мальчишке, то не всегда подобает взрослому.– Ладно. – Сааведра повернулась к выходу. – Не надо было мне сюда приходить., – А зачем ты пришла? Она остановилась. Подумала. Повернулась к нему.– Узнать твое мнение. Насчет моей работы. Он поднял густые брови.– Ты и так знаешь мое мнение. Я много раз его высказывал. Ты пишешь лучше любой женщины, даже большинства мужчин. Но какая разница? Ты это потеряешь, потеряешь себя…– Сарио, у меня нет выбора! Сколько нас было раньше и сколько сейчас? Что ты предлагаешь? Ради таланта отказаться от детей?Он в недоумении отвернулся и накинул парчу на картину, затем перешел к соседней.– Ведра, талант – такая же ценность, как и способность делать детей. Но нельзя ради ребенка выбрасывать свою жизнь в сточную канаву.Оцепенев от ярости, она стояла и смотрела на него.– Ты даже не представляешь себе, что значит быть женщиной…– Да, – хладнокровно согласился он. – Зато я хорошо представляю, что такое истинное призвание художника. И ты представляешь. Потому что оно в тебе, ты его чувствуешь. – Он повернулся к ней и отбросил тряпку. – Ведра, ты – Одаренная. Не спрашивай, с чего я взял, просто поверь. Нетрудно увидеть в человеке огонь, когда в тебе самом горит точно такой же. – Сарио подошел ближе, и Сааведра поняла, что он взволнован. – Ты знаешь, как это делается, я объяснял… И если позволишь вести тебя…– Нет!Он воздел руки. – Ведра, я не о конфирматтио. Только о картине.– Изуродуешь ее и посмотришь, не случится ли чего со мной? – Она покачала головой. – Нет. Даже если я Одаренная, у меня нет будущего. Мне предстоит рожать детей.И тут маска соскользнула. Но прежде чем Сааведра успела что-то сказать, он яростно замахал руками.– Бассда! Все, уходи… Мне надо работать. – И повернулся к холстам.Сааведра не тронулась с места.– Я пришла спросить не о работе вообще, а о картине, которую я сейчас пишу. Раньше у тебя были кое-какие мысли насчет моего объекта.Сарио резко обернулся. Он понял. Это было видно по лицу. Он побагровел, и тут же краска сошла.– Опять он?– А почему бы нет? – Она улыбнулась. – Ты всегда считал, что я его не правильно вижу.– Сааведра, не для меня же ты пишешь Алехандро до'Верраду…– Как ты догадался?– Ты давно к нему неравнодушна! Мердитто! Ведра, по-твоему, я слепой?Успех! Он разозлился, а гнев честнее его обычного высокомерия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118