Это исторический день какой-то, – зашептал Ллевелис. – Помнишь: просители, петиция…
Внизу стоял гул от многих голосов.
– Вглядитесь внимательно в наши лица; попробуйте жить, как мы, на два пенса в день!..
Кромвель в очередной раз обернулся взглянуть на Змейка, как бы ища поддержки. Змейк кивнул ему.
– Довольно. Я положу этому конец, – вскричал Кромвель, сбежал с возвышения, выхватил кинжал и ударил им читавшего петицию. Тот упал. – Я отучу этих мерзавцев устраивать здесь погромы! Смерть…
– Боже мой! Это знаменитый день, точно. Это… это… 12 июля 1653 года! Травля собаками просителей в парламенте!.. Там же был и голод, и тяжелое положение, и действительно пришли люди с отчаяния!.. – потерянно говорил Гвидион, перегибаясь через балюстраду и стараясь разглядеть, что сталось с упавшим.
Змейк стоял, наблюдая за происходящим с некоторого расстояния. Затем он поднялся, легким шагом пересек возвышение вроде кафедры, спрыгнул с невысокого края и встал у Кромвеля за спиной. Затем появились собаки, явно ища, чем они могут быть полезны лорду-протектору, и подтверждая, что Гвидион помнит правильно.
– Я… совершенно не боюсь собак, – деревянным голосом сказал Ллевелис. – Но…
– Гоните вон весь этот сброд, – Кромвель слабо протянул руку вперед, указывая на жертв. Затем он пошатнулся. Змейк твердо взял его под руку и повлек прочь, попутно говоря ему что-то на ухо, и то, как Кромвель вис на нем, наводило на мысль, что без Змейка он, скорее всего, не может ступить ни шагу.
* * *
Гвидион открыл глаза. На огромной высоте у него над головой перекрещивались древние потолочные балки, каждая толщиной с дуб. Между балок царила тьма. Их зашвырнуло при возвращении в самые недра башни Курои, где на полу камнями был выложен очаг, над огнем кипел подвешенный на скрещенных копьях громадный котел и жарился на вертеле кабан. В углу, однако, стоял огромный канцелярский шкаф, куда следовало складывать письменные работы по пребыванию в прошлом.
– Зачем профессор Курои нас туда послал, как ты думаешь? – спросил Гвидион у Ллевелиса.
– Может быть, он хочет нас предупредить, что Змейк – страшная личность, запятнавшая себя многими преступлениями, и ученикам его следует быть осторожными? – предположил Ллевелис.
– Что ты говоришь? – возмутился Гвидион. – Это Змейк, который… столько с нами возится? Так старается для нас?..
– Знаешь, давай-ка я напишу за тебя отчет. А ты отдыхай. Прислонись вот тут к стенке, – заботливо сказал Ллевелис.
Он, тыча пером в полувысохшую чернильницу, нацарапал отчет, кинул его на стопку других отчетов и затем, очень оберегая Гвидиона, вывел его под руку из логова Курои.
Гвидион, который все это время что-то себе думал в своей упрямой голове, сказал:
– Я хочу увидеть Змейка.
– Ты не хочешь увидеть Змейка, – заверил его Ллевелис. – У тебя временный шок. Ты сядь вот тут на бортик у фонтана, я сейчас.
Пока Ллевелис бегал искал, из чего можно сделать компресс, к Гвидиону успел подсесть проходивший через южный двор Кервин Квирт. Между ними произошел загадочный разговор.
– Мы только что с практических приложений. Видели заседание парламента от 12 июля 1653 года, – сказал Гвидион.
– Когда мы в свое время изучали раздел о протекторате Кромвеля, я там видел публичную казнь, – сказал Кервин Квирт. – Черт его знает, от какого года и числа, не помню. Что вы думаете о профессоре Курои?
– Он замечательный человек. Он хочет, чтобы мы знали историю, – твердо сказал Гвидион. – Ну… кто не видел реакции алюмотермии, тот сберег зрение…
– Но кто видел алюмотермию, не забудет уже никогда, – закончил Кервин Квирт.
…Во дворе Западной четверти в разгаре была игра в три эпохи. Показывалось таинственное понятие: сначала в Древнем Египте для кого-то притащили саркофаг. Долго на него этот саркофаг примеряли, хорошо ли ему там лежится, не жмет ли, не натирает ли. Потом похлопали его по плечу и радостно начали пировать. В первобытном обществе Homosapiens sapiens , 40 тысяч лет назад, изображая все то же понятие, человеку нанесли на лицо яркую раскраску, привязали его на ночь к дереву, сами ушли и сели пировать. В третьей сценке опять-таки многие набросились на одного, крепко ухватили его за уши и принялись подтягивать кверху, хором считая вслух. Жертва жмурилась и визжала, но в целом не очень сопротивлялась. Удивляло то, что последняя сцена насилия, несмотря на явное варварство, была заявлена как «Европа, двадцать первый век».
– Я сам европеец, и век этот мне вроде знаком, но я жертвоприношений не одобряю, – строго сказал Мерлин.
– Может, лечат? – неуверенно предположила Энид.
Это был явный тупик. Ллевелису не терпелось поддержать отгадывающую команду.
– Погодите, я сейчас провожу Гвидиона в комнату и приду, – крикнул он. – Он немножко… ему лучше лечь полежать.
– Это день рождения, – замедляя шаг, сказал Гвидион. – Ну, за уши тянут столько раз, сколько тебе лет. Чтобы рос большой.
– Это где это тянут? – с подозрением спросил Мерлин.
– Ну, у нас, в горных районах Уэльса, – пожал плечами Гвидион.
– А-а. А больше нигде не тянут? – беспокоился Мерлин, трогая себя за уши.
– Может, и еще где, – туманно сказал Гвидион.
– Не нравится мне этот обычай, – решительно объявил Мерлин. – Я бы запретил этот обычай. Да. А что в Египте?
– В Древнем Египте на 25-тилетие дарили саркофаг! – объяснила загадывающая команда, видя, что понятие все равно отгадано.
– Ну, это… – сказал Мерлин. – Мода ведь может поменяться. На тип захоронения. Пока суд да дело. Да. А что это с деревом было?
– Ну, тоже день рождения, только мы показали совершеннолетие, когда подросток в первобытном обществе проходит испытание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137