Четвертое, план ликвидации долгов путем создания находящихся в собственности у правительства кофейных плантаций – чистейшей воды фантазия, если не прямое надувательство.
В свете вышеизложенного, вам предстоит вынести решение относительно целесообразности выпуска этих акций. Вполне естественно, что вы рискуете оказаться в весьма затруднительном положении, решившись на этот шаг, британские вкладчики не располагают никакими сведениями о существующем положении дел в стране, находящейся за тысячи миль от их родного дома, и вынуждены целиком довериться банку, сталкиваясь с вопросом о приоритетах их вложений…»
И так далее и тому подобное, еще на очень многих страницах, цифры, поправки, сноски, обоснования без которых выводы автора этого анализа выглядели бы голословными утверждениями. Сначала Тимоти быстро пробежал глазами все сообщения, затем дважды внимательно перечитал все документы и, когда убедился в том, что все нюансы, все детали в предложенном отчете ему ясны, на его лице появилась довольная улыбка, и он положил документы обратно в конверт.
Это послание было тем самым подтверждением, которого он уже давно ждал с нетерпением, это было доказательство того, что все обещания Лилы Кэррен не могли быть пустым звуком. Мендоза-Бэнк, его величество, самая представительная банковская династия, финансовая власть, ее олицетворение сделал уже свой первый шаг к обрыву за которым зияла бездна. И он был обречен сделать этот роковой для него второй шаг. Тимоти это знал отлично, ведь он был как-никак младшим компаньоном этого банка.
Его проблемы и мрачные мысли, связанные с отсутствием Лилы Кэррен мгновенно улетучились. Они уже не могли омрачить его радость. В эту ночь Тимоти Мендоза спал сном младенца, несмотря на убожество этой каморки и отсутствие под боком обожаемой супруги Бэт.
С первыми лучами солнца какой-то молодой человек проскользнул в пристройку, примыкавшую к кухне паба «У лебедя». Внутри это было крохотное помещение, уставленное снизу доверху бочками с пивом, тесное – не повернуться. Хозяин паба заметно оживился при появлении ночного гостя.
– Припоздал ты, сынок, – встретил он юношу брюзгливым ворчанием.
– Конечно припоздал, но раньше не мог вырваться, – с недовольным видом объяснился О'Лэйри. – Конца не было этому мытью, после того, как эта свора убралась, наконец, восвояси.
Шэй хмыкнул.
– Что, не нравятся тебе баре, сынок? Ну да ладно, потерпишь. Что ты мне хочешь сказать?
– Да ничего такого.
– Что это значит «ничего такого», черт тебя возьми? – взревел Шэй. – Я тут целую ночь проторчал, дожидаясь, пока ты, вонючка, заявишься. А ты являешься и говоришь, что тебе нечего сказать.
– Придержи язык, Пэдди Шэй, – в голосе О'Лэйри было раздражение и усталость. – Кто ты такой, чтобы мне указывать?
– Кто я такой, тебя не касается. Но я был фением еще до того, как ты свет Божий увидел, поэтому ты меня и должен уважать.
Злость долго не задерживалась в этом толстяке.
– Ладно, чего уж там, не хватало только, чтобы мы еще друг на друга кидались, хватит с нас этих скотов – англичан, которые ждут не дождутся, как бы у нас последний кусок из глотки вырвать. Расскажи мне, что там было?
– Черная Вдова так и не показалась на балу. Все эти шишки ее ждали, но она так вниз и не спускалась. А когда они уже все собрались по домам, Уинстон этот чертов, жополиз проклятый, который себя и ирландцем называть права не имеет, объяснял всем, что она, мол, занемогла прямо перед этим самым балом.
Шэй пожевал губами.
– Ты точно уверен, что никто к ней не ходил наверх, ну, чтобы там переговорить с ней… встретиться? Никого не видел?
– Как я могу знать, если там было с сотню гостей, и этот окаянный Уинстон все вертелся рядом и орал на меня – сделай то, подай это, сходи туда? Но, если ты хочешь знать, не видел ли я, чтоб кто-нибудь прошмыгнул наверх, так этого я не видел.
Сидевший, как мешок, старик просветлел.
– Ладно, не кипятись, ты все сделал как надо. Зайди-ка сюда и чаю попей на дорожку.
Приготовляя чай, Шэй напряженно думал над тем, что сейчас услышал от О'Лэйри.
– Ты мне во что еще скажи – допытывался он, подавая мальчишке дымящуюся кружку с чаем. – Ты когда в последний раз ее видел?
О'Лэйри задумался.
– Три дня назад это было, утром в субботу, значит. Я, значит, чистил серебро, тепло еще было и, значит, двери в зал стояли открытые. Она сошла вниз, вся одетая в черное – она все в черном ходит – и стала говорить с Уинстоном, а потом куда-то пошла.
– А что она ему говорила? – не отставал Шэй.
– Я не мог разобрать – далеко стоял, а они у входа шептались.
– Шельма ее язви, – мрачно заключил Шэй, подняв над столом большой, весь во вмятинах чайник и доливая чай. – Здесь что-то не так, я это нутром чую. Если бы мы могли знать, что у нее на уме, во что она играет, то могли бы на этом хорошо наварить. Но ведь она всех на шаг опережает, эта Кэррен.
Молодой человек подумал о том, что пора возвращаться в тот самый дом на Даусон-стрит и о проклятьях, которые обрушит Уинстон на его бедную голову.
– Спору нет, это так, но я никак в толк взять не могу, чего это они все по ней так с ума сходят? Баба она и все тут, таких хоть пруд пруди, разве что только нос задирает. Бабы ведь они все как сестры-близнецы: задница, пузо да пара сисек, ну… и еще кое-что…
Шэй не соглашался с этим утверждением.
– Нет, Черная Вдова – это, я тебе скажу, дело другое. Ты про ее жизнь ничего не знаешь?
– Ничего про нее я не знаю, знаю только, что мне было сказано: иди и гляди во все глаза.
– Правильно, и ты должен глядеть во все глаза и все видеть, что она от нас скрывает, мегера эта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170