Мне все это так осточертело, что я набросилась на еду. Вот как там все было.
Беатрис тяжело опустилась в кресло и, указав на столик рядом с канапе, осведомилась:
– Чай еще не остыл?
– Остыл. Я сейчас распоряжусь, чтобы принесла свежего.
Лила подошла к камину и дернула за шнурок звонка.
– И не забудь сказать, чтобы принесли этих чудесных штучек на масле, как их? Ну, они, сдобные такие… Лепешки, вспомнила. Я их очень люблю.
– Вижу. Лучше бы ты их любила чуть меньше. Когда на ее звонок вошла горничная, Лила велела ей принести еще чаю и масляных лепешек.
– Теперь, – сказала она, когда горничная ушла выполнять заказ, – рассказывай мне, как все было.
Беатрис пожала плечами.
– Я же уже все тебе рассказала. Тоска. И, к тому же, они едят не в себя. Кроме этого там нечего делать, ну, может еще глазеть на цветы.
– Мне говорили, что Джемми ужасно выглядит. Так может же быть, чтобы и он ел не в себя.
– Ты права, к нему это не имеет отношения. Когда он отправлялся в Лондон, я подумала, что он там просто потеряется, настолько он исхудал. Кэролайн потчует его самыми любимыми его блюдами, он же все только по тарелке возит. Несчастные создания, они ведь не знают, что происходит с ними. Трудно удержаться от того, чтобы им не посочувствовать.
– И ты тоже туда.
– Не понимаю, я – куда?
– Готова проявлять сочувствие к этим Мендоза, – с горечью сказала Лила. – Хотела бы я, чтобы изобрели средство от неоправданного милосердия и сочувствия.
Беатрис смотрела на нее прищурившись.
– Я никакого милосердия не проявляла, не знаю о ком и о чем ты говоришь. И еще. Я тоже Мендоза, и не надо об этом забывать. Причем, настоящая Мендоза, по крови, а не по какому-то там замужеству.
– Я помню, извини. Я не имела в виду тебя, а лишь этих противных типов.
– Майкл тоже Мендоза, – не унималась Беатрис.
– Это другое дело.
– Только потому, что ты это говоришь? Я думаю, что не очень-то другое…
Она замолчала, потому что в дверь тихо постучали и вошла горничная с подносом, уставленным сладостями.
– Вам налить, мадам?
– Нет, оставьте все здесь, я сама.
Когда они снова остались вдвоем, Лила, разливая чай, напомнила ей:
– Ты что-то хотела сказать? Что ты думаешь?
– Я хотела сказать, что ты живешь в постоянном напряжении. Ты вся извелась, девочка. У меня есть одно очень хорошее средство, оно тебя от этого избавит – его для меня изготовила одна старуха-цыганка из Кордова. Как только я распакую свой багаж, я найду его и дам тебе.
– Благодарю, но мне не надо никаких средств и снадобий, пусть даже самых хороших, – Лила подала ей чашку чая и поставила перед ней изящную фарфоровую тарелочку с ее любимыми сдобными лепешками. – Вот, это спасет тебя от голодной смерти.
– Спасибо. Но, если ты не желаешь снадобий, что ты в таком случае желаешь? Ага, понятно – тебе нужен мужчина.
Лила вспыхнула.
– Что за ерунда!
– Да нет, не ерунда. Вот мне, например, мне непонятно, что такое настоящий мужчина – у меня его никогда не было. – Ты – другое дело, Лила. Ничего, мы тебе подыщем настоящего мужчину, девочка моя. И он охладит твой пожар внутри.
– Я уже шестнадцать лет одна. И десять предыдущих тоже были далеко не раем, как тебе известно. И я не горю желанием обзавестись мужчиной.
– Что же ты тогда желаешь? Ты только посмотри на себя. – Она легонько ущипнула себя за свою пухленькую ручку. – Мне бы очень хотелось поделиться с тобой жирком. Ты слишком худа.
– Что мне действительно нужно, так это вестей от Майкла.
Испанка выпрямилась, сидя в кресле и беспокойство Лилы передалось и ей.
– Что-нибудь случилось? Что-нибудь не так? Не так, как ты рассчитывала?
– Нет, нет, ничего особенного, по крайней мере, не то, что ты подумала. Насколько мне известно, все идет как раз так, как мы и рассчитывали. Но, понимаешь, уж очень много нервов стоит это отсутствие вестей от него.
– А что вы договаривались, что он будет писать?
Лила покачала головой.
– Нет, мы решили, что в этом нет смысла. Письма идут настолько долго, что новости устареют в пути. А телеграммы – слишком открытый обмен информацией и поэтому небезопасный.
– Следовательно, ты не ожидаешь от него ничего услышать и стало быть ничего такого плохого в этом нет, – Беатрис снова вернулась к прерванному занятию – к чаю и лепешкам.
– Я думаю о Тимоти, – вдруг тихо произнесла Лила.
– Мама моя! Это действительно ужасная история, лучше уж сразу умереть, чем вот так – не мертвый и не живой.
– Да, Беатрис, а тебе известно, как поступила Бэт?
– Жена Тимоти? А что с ней?
– А тебе что, никто так и не рассказал?
– О чем мне никто не рассказал? Я ведь находилась в этой тюрьме, в деревне.
Лила согласилась с ней, когда Беатрис сравнила Уэстлэйк с тюрьмой, она сама испытывала к этому имению мало теплых чувств. Ей приходилось быть там лишь однажды, в ее первые счастливые дни сразу после замужества, еще до этого кошмара. Нельзя сказать, что Уэстлэйк ей не понравился, он ей нравился, но он был какой-то холодный. Да и Кэролайн вела себя как змея подколодная.
– Она хорошо к тебе относилась? Была с тобой мила? – поинтересовалась Лила.
– Кто? Кэролайн? О, она была очень мила – танцевала за мной, заливалась своим переливчатым смехом, говорила массу комплиментов, но нет в ней содержательности, с ней ни о чем серьезном нельзя поговорить.
– А мы с ней за всю жизнь и двух слов не сказали, – призналась Лила. – Тогда, когда Хуан Луис привез меня в Уэстлэйк, она просто меня игнорировала.
– Разумеется. Ты ведь не из аристократов, в том-то все и дело.
– Какие там аристократы? Мои родители были самыми настоящими плебеями. А тебя это никогда не отталкивало, Беатрис?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170