Тимоти постепенно приходил в себя. Глупо отрицать факт встречи с Лилой.
– Я пил с ней чай неделю назад. Мы встречались, чтобы поговорить по поводу моей жены и этого ее ублюдка Майкла. Но я все еще не пойму, какое это имеет отношение к происходящему теперь? Вы же сами посоветовали мне встретиться и переговорить с Лилой.
Норман помнил об этом, но не собирался дать Тиму ускользнуть.
– Я не говорю сейчас об этой шлюхе, на которой ты имел неосторожность жениться, я говорю о Лиле Кэррен. Лила жаждет власти. Ей для ее Майкла нужна Кордова, хотя покойный Хуан Луис строго-настрого это запретил в своем завещании. И она теперь использует тебя для того, чтобы проникнуть туда. Единственное, что я пока не понимаю, каким способом она собирается все это осуществить или что она пообещала тебе в обмен на твою помощь. И какая роль здесь отведена фениям? И рассказать об этом должен мне ты.
У одного из окон кабинета стоял небольшой столик с объемистым графином шерри. Тимоти подошел и налил себе вина, чувствуя, как взгляд отца сверлил его спину.
– Вот, возьмите и выпейте. Вы почувствуете себя лучше.
Норман протянул руку, будто хотел взять стакан, но, внезапно размахнувшись, выбил бокал у Тимоти. Бокал упал на ковер и не разбился. Брызги пролитого вина быстро впитывались в ковер, образуя бурые пятна.
– Досадно, – сказал Тимоти вполголоса. – Прекрасное амонтильядо, присланное Руэсом месяц назад. Его у нас не очень много.
– Перестань играть со мной. Не пытайся сбить меня с толку своими самоуверенными манерами, сынок. – Норман говорил очень тихо. – В эту самую минуту твои штанишки уже намокают от страха, совсем как тогда, когда ты был ребенком. В тебе ведь никогда не было настоящей храбрости. Той, которая присуща мужчине. Всегда ты был маменькиным сынком, пока она не умерла, и не было больше юбок, за которыми ты мог бы прятаться. Каждый раз, когда ты заслуживал розог и получал их, ты бросался к своей мамочке или гувернантке. Теперь у тебя для этого есть Лила Кэррен. Для того, чтобы напоминать тебе, что у тебя штаны на заднице, а не юбка.
У Тима в горле комком встало бешенство. Чтобы заговорить, нужно было его одолеть. И он одолел.
– Вы не имеете права упоминать имя моей матери. Вы ее убили! Вы и ваша бесконечная беготня за всеми лондонскими суками. Вы недостойны даже туфли ей лизать. И тогда, и сейчас.
Рука Нормана поднялась с быстротой змеи, бросающейся на жертву. Сжатый кулак был уже готов ударить это красивое невозмутимое лицо. Но Тим оказался проворнее. Он схватил отца за запястье и крепко удерживал. Да, мальчишка был не только проворным, но и на удивление сильным. Норман мгновенно понял, что с сыном ему не справиться, во всяком случае, тот физически сильнее его. Он оставил попытки освободиться от этого захвата и расслабил мускулы. Тимоти, почувствовав это, отпустил руку отца. Лицо его порозовело от гордости одержанной победы.
– Вы старый деспот и тиран. Вы никогда ничего не понимали. Вы и сейчас не понимаете и не знаете, что вас ожидает. Вы – мертвецы, и вы и эти два идиота ваши братцы. Вы уже мертвы и у вас даже не хватает ума, чтобы спокойно улечься в гроб.
Тимоти был опьянен своей властью над отцом. Он говорил громче и громче.
– Я еще попляшу на вашей могилке, не забудьте об этом.
– Я тебя самого прежде в аду увижу. – Норман с трудом дышал. – В аду! – заорал он.
Дверь кабинета Тимоти распахнулась.
– Что здесь происходит? Вы что, оба с ума сошли, что ли? Разорались на весь банк.
Чарльз переводил взгляд с Тимоти на Нормана. Норман выглядел ужасно. С него градом лился пот, он дышал так, будто пробежал не одну милю. Чарльз пододвинул ему кресло.
– Сядьте, сэр. Вам необходимо сесть. Вы плохо выглядите.
Норман повернулся к Чарльзу, и отвращение его к своим обоим сыновьям получило выход.
– Гроша ломаного вы оба не стоите. Оба. И никогда не стоили больше. – Он бормотал, уже не обращая внимания на них, про себя. – Вы не стоите даже того совокупления, во время которого я вас зачинал. Вам никогда не победить! Никогда не выиграть!
Он резко повернулся и, оттолкнув вытянутую руку Чарльза, пытавшегося удержать его, шатаясь вышел из кабинета. Чарльз посмотрел ему вслед, потом повернулся к Тимоти.
– Что случилось? Что ты ему наговорил? Отчего он так рассвирепел?
– Что случилось? – переспросил Тимоти. – Я виноват в том, что появился на свет. Так же как и ты.
Тимоти медленно побрел к столу, взял графин с амонтильядо и стал большими глотками пить шерри.
– Ты сошел с ума. Вы оба с ним сошли с ума. Это наихудшее время для того, чтобы набрасываться друг на друга. Ты что, не понимаешь, что сейчас происходит? – пытался вразумить его Чарльз.
Тимоти поставил графин назад на столик и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Я-то очень хорошо понимаю. Но вот этот старый ублюдок не понимает. Пока не понимает. И ты, братец мой, тоже не понимаешь. Но скоро поймешь.
Сан-Хуан
10 часов утра
– У нас нет выбора, – хладнокровно сказал Майкл. – Мы должны начинать.
Фернандо Люс ответил не сразу. С каждым новым визитом этого гиганта-ирландца в его кабинет Люс глубже и глубже увязал в этом новом предприятии. С одной стороны, он был вне себя от радости, он был в экстазе, предвкушая ту огромную сумму, которая должна была свалиться на него. С другой стороны, он, напротив, оставался предельно осторожным скептиком, его переполнял страх.
– Я не уверен, Еще очень многое неясно и…
– А вот что здесь в любой момент могут оказаться американцы, это действительно ясно.
Люс пожал плечами.
– Даже, если это и произойдет, и, я должен это признать, это действительно весьма вероятно, какая разница, дон Майкл?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170