Когда они шли в город и оказывались среди чужаков, они к обычному шуму города добавляли свой собственный и весьма колоритный бедлам: мужчины, стуча ложками по жестяной посуде, расхваливали свое умение кузнецов или лудильщиков, женщины орали во всю глотку, что способны предсказать судьбу любого человека и заговорить страшные хвори… А сегодня вечером стояла такая поразительная тишина, что Софья слышала собственное дыхание.
Грубые и холодные камни мостовой изранили ноги девушки, но она ни на что не обращала внимания, а думала лишь о том, как бы не споткнуться и не загасить фонарь.
«Если кто-нибудь из вас даст ветру загасить свою свечу, то она сразу же должна покинуть процессию», – предупредила из всех Конча. «И целый год на ее таборе будет лежать пятно позора».
Сейчас шествие двигалось по Аллее Стеклодувов, значит было пройдено полпути. Тишина нарушалась настойчивыми звуками: со всех сторон стали раздаваться ритмичные хлопки в ладоши и через несколько мгновений ночной воздух стал сотрясаться в сухом стаккато рукоплесканий. Звуки заполнили узкие улочки и, казалось, что они проникли и овладели девушками – они начали медленно раскачиваться, подчиняясь властному зазывному ритму. Колонна шествующих, подобно огромной извивающейся змее, двигалась к приходской церкви Святой Анны.
Большую часть года эта церковь принадлежала всей Севилье: богачам и беднякам, чужакам и цыганам. Не в эту ночь она была отдана только цыганам. Процессия не стала входить в церковь через главный вход. Шествующие обошли здание и приблизились к узкому боковому входу. Девять человек с факелами и распятиями растворились в толпе. Остановились и те мужчины, которые несли изображение святой.
Шесть девушек поставили фонари на землю и прошли вперед. Одна за одной, они постепенно заменили мужчин, пока, в конце концов, на их хрупких плечах не оказалась эта тяжелая ноша в виде помоста со статуей Сары-Ла-Кали. Теперь святая, поражавшая всех своим великолепием, принадлежала только им одним, и они понесли ее дальше – в подземную часовню. Семь часов, стоя на коленях, должны были провести девушки перед Черной Девственницей – начались бдения по Саре.
Голову черной фигуры святой венчала замысловатая диадема. На святой Саре было семь одеяний, великолепных и пышных и, по истечению каждого часа бдений, одно из них снимали – за ним открывалось следующее, еще более великолепное и изысканно украшенное. Последнее одеяние превосходило все предыдущие – тканое золотом покрывало, усыпанное драгоценностями, ослепляло своей роскошью. В момент снятия последнего облачения над головами присутствующих раздался сильный стук: сотнями палок и шестов били в пол наверху, в церкви, что означало что начинается заключительная часть церемонии.
На протяжении нескольких часов – некоторым они показались неделей – девушки не произнесли ни слова.
Но вот одна из них запела. Это была мольба, обращенная к Саре, их заступнице. Девушки просили Сару не оставлять их в беде, покровительствовать их семьям в делах, сделать так, чтобы женщины рожали побольше здоровых и сильных детей. Всего было тридцать песенных обращений к Саре. Каждая из девушек должна была пропеть по одному обращению, очередность была установлена заранее. Софья должна была петь последней.
Сначала ей показалось, что поставив ее последней, табор еще раз хотел ей указать на ее чужое происхождение. Но когда настала очередь петь ей, она поняла, в чем дело и догадалась, что к этому представлению приложила руку Фанта. Голос Софьи стремительно пронзил уходящее куполом вверх пространство. Ошеломившая всех кульминация, которой предшествовало все здесь происходящее у многих оставила в памяти неизгладимый след. Девушка из табора Зокали своим сильным, чистым и красивым голосом заворожила всех. Она пела и пела до тех пор, пока не взошло солнце и не открыли двери часовни. В этот раз Зокали выпала огромная честь. Он, стоя на фоне розового неба и подняв к нему руки взывал:
– О, дочери Сары, выйдите!
Одна за другой девушки покинули часовню. Когда Софья вышла на солнце, она увидела, как ей улыбался Зокали. Его смуглое лицо выражало восхищение, которое доселе видеть Софье не приходилось.
В один из дней в таборе Зокали появился мужчина. Софья все это время была занята тем, что плела сетку из речного тростника. Гость походил на бочку – его фигура имела наибольшее утолщение где-то в середине. Хотя незнакомец мог похвастаться густой, черной бородой, голова у него была абсолютно лысой. Такое сочетание придавало ему довольно угрожающий вид. Это был Пако – вожак соседнего табора. Обычно Зокали имел мало общих дел с Пако и поэтому встретил вполне гостеприимно, но сдержанно. Зокали понимал, что явиться к нему в пещеру собственной персоной, Пако заставила очень серьезная причина. Зокали приказал накрыть стол, а прислуживать за столом поручил Софье. Обед их был долгим: Софья металась от кухни к столу, стараясь угодить вожакам. Ее старание и сноровка незамеченными гостем не остались. Увидев, какие взгляды на девушку бросает Пако, Зокали одобрительно произнес:
– Это мастерица на все руки… А как поет!
– Вот поэтому я и здесь, – произнес Пако.
Зокали уже догадался, зачем пожаловал к нему Пако.
Его гость сидел и громко рыгал. Пообедали они отменно: рис, бобы, тушеная козлятина, много зелени и изрядное количество вина привели Пако в блаженное состояние.
«Выглядит она ничего, – продолжал размышлять Пако, – но ведь в ее жилах течет дурная кровь! Чужачка она. Я отлично знаю это». Зокали пожал плечами. «Кровь у нее как кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148