Хоселито, опешив, замолк все же остальные в изумлении смотрели на ребенка. «Софья», – раздался голос Зокали, – «спой еще раз». Было очевидно, что девочка его поняла, так как она не переспросила. На этот раз, чтобы лучше слышать девочку, Хоселито не стал ей аккомпанировать. Теперь вокруг были лишь безмолвные холмы, пламя костра и взмывающая ввысь мелодия Софи. «Мама мия… Невероятно!» – вскричал вожак. – «Хоселито, ну-ка, сыграй что-нибудь еще! Такое, чтобы она быстро запомнила».
На этот раз это была хабанера, одна из классических мелодий Андалузии. Хоселито ударял в тамбурин, а Карлос пел строфы о потерянной любви. Софья сначала лишь слушала, а потом спела те же слова, которые пел и Карлос. Ее прекрасный голос поразил всех своей ни с чем несравнимой чистотой.
– Чудесно, – только и смог произнести Зокали, когда Софья закончила петь. – Я вам говорил, это – подарок Божий. Что за голос!.. – качал он головой, цокая языком.
В цыганской душе любовь к пению, танцам, веселью заложена с молоком матери. Песни цыгана – часть его жизни, они столь же важны для него, как пища и питье. Своим голосом Софья завоевала право быть членом табора Зокали. Теперь ее существование среди них было оправдано всеми. И она своим пением признала цыган.
Пережитая Софи трагедия превратила ее разум в чистый лист бумаги. Все, что было до «ночи воплей» стерлось в памяти: дедушка, отец, мать, ее дом в Бордо, даже ее родной язык – все ушло в никуда. Теперь она говорила на их языке, который выучила автоматически во время монологов Карлоса. Кроме того, она приняла их музыку. Всего этого было достаточно для них, чтобы Софья для всех стала своей.
2
Мягкий желтоватый цвет раннего солнца окрасил город Плаза де ля Корредера в Кордове. В этот погожий сентябрьский день 1798 года город праздновал День Скорбящей Божией Матери – своей покровительницы. Позже должна была состояться коррида – бой быков. Сейчас на площади бурлил рынок. Огромная толпа людей двигалась извивающимся разноцветьем в проходах между рядами, заваленными товарами, на любой вкус и всяческой снедью.
Несмотря на всеобщую неразбериху и оглушительный шум, глаза и уши Фанты – старой цыганки, были как всегда настороже. Фанта пронзала толпу стрелами своих зорких, черных глаз, пока не попадала в одну из своих жертв.
– Смотри, вот она, – Фанта ущипнула Софью за руку, чтобы та не разевала рот и не глазела без надобности по сторонам, а смотрела куда следовало.
– Видишь? Выходит из кареты на той стороне площади – это и есть донья Кармен.
Софья с недоумением уставилась на пожилую внушительных размеров женщину: этакую гору из плоти, запеленатую во все черное. С головы до ног она была покрыта пышными кружевами, черными как ночь. Она не шла грациозно, величественно, как полагалось знатным особам, а неуклюже колыхалась из стороны в сторону. Выглядело это смешно.
– Это она и есть? Ты же говорила, что она – красавица.
– Я говорила, что она когда-то была красавицей. Давно, еще до того, как на нее обрушились все эти беды. Глупая девчонка, у тебя постоянно отшибает память – Фанта опять ущипнула девушку, да так, что у той на глаза навернулись слезы. – Ты хоть помнишь, что собиралась сделать?
– Да, помню, – Софья отдернула руку.
– Тогда иди и займись этим. Она выезжает из своего дворца только раз в году. В этот день у ее сына день рождения и она приезжает поставить свечу у Лос Долорес. Бог знает, будем ли мы когда-нибудь еще в Кордове в такой день? Может быть такого случая больше никогда не представится.
С самого начала ее жизни в таборе, Софья находилась под опекой Фанты. Восемь лет тому назад, сразу после прибытия в пещеры, Зокали отдал Софью ей. Она на всю жизнь запомнила его слова.
– Вот, это тебе, ведьма бесплодная. Раз уж у тебя нет собственного дитяти, чтобы заботиться о нем на старости лет, вот тебе ребенок. Она немного того, не в себе, но поет как ангел. А глаза… Ты только погляди! Если сделаешь из нее настоящую «рома», то когда-нибудь я отвалю за нее такое приданное, что!..
Нет большего горя для цыганки, как не иметь своего ребенка. Воспитываясь в таборе как цыганка, Софья отлично знала, что большего позора, чем бесплодие для цыганки быть не может. Но, несмотря на этот изъян Фанты, ее в таборе терпели: она умела лечить и гадать на картах. Этими искусствами она владела в совершенстве, но посвящать в него всяких там пришлых не собиралась.
– Мои дарования – для нашей крови, – говорила она.
Но этот принцип не мешал ей обещать мыслимые и немыслимые чудеса любой чужачке, из которой ей удавалось вытянуть пару монет в обмен на бесполезные порошки и предсказание судьбы. На этот раз она нацелилась очень высоко – на супругу богатейшего человека во всей Испании.
Софья знала и другое; если она не хотела быть битой, то Фанту следовало слушаться. И она побежала через площадь, отважно прокладывая себе путь среди лошадей, экипажей и пешеходов. Ей не понадобилось много времени, чтобы оказаться между женщиной в черных кружевах и входом в церковь.
– Сеньора донья Кармен… не уделите ли вы мне минутку, мне очень надо поговорить с Вами.
Проговорив это, Софья бросилась к ногам женщины. Комплекция доньи Кармен не позволила ей быстро посторониться, но ответом девушку она не удостоила. Вместо этого подняла руку в черной перчатке. В мгновение ока перед ними вырос один из ее лакеев, до этого стоявший на запятках экипажа. Он размахнулся и ногой отшвырнул Софью с дороги. Она задохнулась от боли, но это ее не остановило. «Донья Кармен, пожалуйста, я умоляю! Я должна поведать вам об одном сне. Это очень важно. В вашей жизни может многое измениться».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148