– Бог знает, как давно, но крови пролито было очень много, – тихо произнесла она. – Нет, я поняла, что забыть это не смогу.
– Матадоры рискуют жизнью, выходя на арену. Да и Пабло Луис с самого начала своей жизни стал одержимым человеком, человеком навязчивой идеи. Ни в том, ни в другом случае никакой вины на вас нет.
– Может и нет.
Он заметил, что она поежилась и плотнее завязала шаль.
– Вам холодно. Не следовало бы мне на улице затевать этот разговор. Вы остановились в гостинице?
Софья кивнула, они повернулись и направились обратно в город.
– Когда я вас вновь могу увидеть? – спросил он ее, когда они прощались.
– Завтра вечером у меня последнее выступление в этом городе. Потом я уеду. На той неделе я должна снова выступать, я думаю, в Кордове, если получится.
– Вы не поужинаете со мной после завтрашнего выступления?
– Если вы этого желаете.
– Да, желаю, Вы для меня как глоток свежего воздуха, Софья. Я считаю, что сейчас мне это очень нужно.
– У вас какие-то неприятности, ведь так? – спросила она. – Поражение адмирала Гравины и его кораблей оказало на ваши планы, обратное воздействие, да?
Роберт был поражен ее проницательностью.
– Можно сказать, что да, – признался он. – Но у нас есть более приятные темы для беседы. Итак, до завтрашнего вечера, Гитанита.
Она протянула ему руку, он прикоснулся к ней губами, поклонился и зашагал прочь.
Волочась за этой женщиной, он обретал отдохновение от своего сокрушительного поражения. Его жизнь сейчас представляла собой обломки надежд и иллюзий. Скалы Трафальгарского мыса пробили солидную брешь в его доселе несокрушимом корабле, именуемом домом Мендоза. Да, он жаждал ее, жаждал унять эту агонию поражения, унять огнем… Огнем чего? Похоти? Нет, не совсем, наверное. При желании это могло сойти и за победу.
– Софья, отправьте ваших музыкантов вперед, а мы поедем в Кордову вдвоем. И мне и вам нужно туда, так почему нам не поехать вместе?
– А вы разве не остаетесь в Кадисе?
Он улыбнулся и подлил ей вина из стоящего на столе графина. Они сидели в столовой его апартаментов над складами.
– Мне незачем теперь здесь оставаться.
Она испытующе смотрела на него. Он выводил ее из равновесия. Его присутствие смущало ее уже тогда, когда он стоял на Плаза Майор рядом с ней в день первой корриды Карлоса, и она объясняла ему, английскому кузену Пабло, все тонкости боя быков.
– Вы много потеряли из-за лорда Нельсона?
– Да.
– Это очень неприятно, тем более, что он ваш соотечественник.
– Был таковым. Мне сообщили, что Нельсон погиб во время битвы.
– Вас это утешает?
– Нет, почему это должно меня утешать? – Он поигрывал вилкой, подцепив на нее кусочек оленины, зажаренной с грушами и грибами.
– У меня нет и никогда не было к нему никакой личной неприязни. Все это исключительно деловые интересы, они и были затронуты.
– Но ведь вы – англичанин и он был тоже англичанином, – сказала Софья.
– Я – Мендоза.
Софья уткнулась в тарелку.
– Вы имеете в виду дом? – тихо спросила она. – Семью? Это же, по-вашему, самая сильная степень преданности, так?
Интересно, а кому ей быть преданной? Кому она обязана своим рождением? Где?
– Для меня – да. По крайней мере, так было.
– Пабло был лишен этого чувства.
– Я знаю, и это трагедия для него. Мой кузен так и не смог занять свое место или жить тем, для чего он был рожден. Он пытался заменить родственные узы, заботы о состоянии чем-то другим, но это привело к тому, чему вы были свидетельницей.
Софья покачала головой.
– Вы не совсем правы в отношении Пабло. Все было гораздо сложнее. Что касается состояния и происхождения – не знаю. Не уверена, – добавила она.
– Оставим Пабло, – вы ведь знали его лучше меня. Но о происхождении побеседуем. Почему вы говорите, что не уверены? Разве вы не вернулись туда, откуда пришли?
Она попыталась рассмеяться, но смех вышел горький.
– Я знала, что вы подумаете. Но вы ошибаетесь. Сейчас я не больше цыганка, чем вы.
Роберт начал возражать Софье. Он напомнил ей о своих впечатлениях, которые сохранились в нем с того давнего вечера на постоялом дворе, когда он впервые ее увидел и услышал. Она доверилась ему и рассказала свою личную историю. Выслушав ее, он заключил:
– Все дело в том, что быт цыган – единственное, что вы помните. Следовательно, ваше происхождение вытекает из этого мира и он один вправе вас в чем-либо обвинять.
Софья приложила руку к сердцу.
– Но я этого здесь не чувствую.
Потом, прежде чем он успел что-то сказать, она поднялась, взяла веер и шаль.
– Уже поздно, я должна идти, – произнесла она.
– А как мое предложение? Вместе поедем в Кордову?
– Хорошо, поедем вместе.
Через день они путешествовали по центральной, тускловато-золотой Андалузии. День стоял солнечный, и Софья ощущала его тепло, но по-настоящему ее кровь грело не солнце. Она вся погрузилась в человека, который сидел напротив нее в этой роскошной розово-голубой карете дома Мендоза и смотрел на нее теплым, согревающим ей душу взглядом своих карих глаз, от которого у нее перехватывало дыхание, кружилась голова, и охватывало желание…
Первую ночь они провели на каком-то постоялом дворе, не отличавшемся ни комфортом, ни каким-либо своеобразием. Роберт, осматривая это подобие гостиницы, вопросительно взглянул на Софью. Она хотела его и уже почти согласилась. И все же, как можно легкомысленнее поинтересовалась:
– Две свободных комнаты они для нас уж как-нибудь найдут, кроме нас здесь никаких гостей не видно.
Их путь продолжался. Впереди показалась Севилья.
– Еще не совсем стемнело, – сказал Роберт. – Может потерпим часок и доедем до Кармоны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148