Уже давно стемнело, и Калле Авероэс была пуста. Она позвонила в колокольчик у дверей. Никакой реакции. Позвонила еще раз. Когда-то, шесть лет назад, она уже стояла здесь и пыталась попасть во дворец, но тогда она ушла ни с чем. Сегодня Софья уходить не намерена. Она позвонила в третий раз. Медь колокольчика от времени потемнела, а сгнивший шнур после этой отчаянной попытки остался у нее в руках. Софья в раздражении отшвырнула обрывок шнура в сторону. Она принялась кулаками молотить в дверь.
В дверях на уровне глаз было прорезано небольшое смотровое окошечко примерно в ладонь шириной и такой же длины. Оно открылось. Софья в него смогла разглядеть часть лица; седой, с отвисшей челюстью человек, глаза мутные, безразличные.
– Что вам? У нас монахиням делать нечего.
– Мне необходимо видеть идальго.
– Идальго ни с кем не встречается. Уходите.
Мужчина уже закрывал маленькое оконце, но Софья прижалась лицом к проему.
– Подожди. Послушай, что я тебе скажу, – зашептала она, стараясь придать своему голосу как можно больше таинственности.
– Слушай, – шептала она сквозь покрывало на лице. – Если не впустишь меня, я нашлю на тебя проклятье, – в ее шепоте послышались угрожающие нотки. – У тебя выпадут все волосы, потом зубы, руки твои отгниют и ноги, а срам твой сначала отсохнет, а потом и отвалится.
На лице слуги появилось выражение ужаса, которое по мере перечисления жутких кар, которые на него свалятся, быстро нарастало. Он был в явном замешательстве. Если ей не открыть, то…
– Матерь Божья, да ты не монахиня, а сам дьявол.
– Колдунья. Я прокляну тебя, уже начинаю называть на тебя… – И для пущей убедительности Софья стала бормотать какую-то тарабарщину.
– Обожди, не проклинай! Я уже открываю… Гляди, открываю…
Недаром Софья провела последние три года с простыми крестьянами и она знала, что любой из них куда суевернее, чем Фанта, Зокали и весь остальной табор вместе взятые. Не успел он распахнуть ворота, как она уже проскользнула в Патио дель Ресибо.
– Давай, закрывай побыстрее. Хорошо, теперь говори, где идальго?
– Да не знаю я, клянусь тебе, что не знаю. Дворец-то вон какой. Ходит себе из одной комнаты в другую, пока все не обойдет. Я иногда его целыми днями не вижу.
– Ладно, сама найду. Хватит трястись. Послушай, есть здесь еще слуги?
– Нет, сестра, нет никого. Один я, клянусь.
– Ладно. Вот что, ты должен уйти отсюда ненадолго.
– Уйти? А чего это я должен уйти? У меня здесь дом, я здесь живу. Некуда мне идти.
– Я понимаю, крыша над головой, еда и все такое прочее. – Она осматривалась.
Патио по колено был завален мусором и всякой грязью. Все, что накопилось здесь за последние годы, гнило: куски дерева, упавшие листья, сломанные ветки представляли собой плотно слежавшуюся массу, в которой была протоптана, вернее, продавлена узенькая тропинка, ведущая от одной из дверей, выходивших в патио к главному входу во дворец. По ее сторонам рос бурьян.
– Уходи, – повторила Софья. – После полуночи можешь возвращаться.
Слуга все еще не решался.
– Но…
– Уходи, а не то я опять начну тебя проклинать. – Софья открыла дверь и вытолкала его на улицу, не обращая внимания на его испуганное, протестующее бормотание, и тут же захлопнула за ним дверь.
В замке торчал большой ржавый ключ, она повернула его, вынула и сунула себе в карман. Софья облегченно выдохнула из себя воздух. Теперь нужно было решить, с чего начать поиски. Нужно осмотреть все, решила она и направилась к первой попавшейся ей на глаза двери.
Грязь везде стояла неописуемая. Лохмотья когда-то роскошных штор свисали с разбитых окон, это давало хоть какую-то возможность проникать в эти обширные покои лунному свету. То, что увидела Софья в полуночной тьме, леденило душу. Реальности больше не существовало: ее стены рухнули, и Софья смотрела на все, как бы в их пролом, видя сквозь него иррациональный мир, лишенный своей естественной опоры.
Длиннющие шлейфы паутины спускались с огромных люстр, последняя свеча в которых догорела много лет назад. Большая часть мебели была разломана, позолоченные ручки кресел порублены на дрова. Чехлы диванов и кресел рассыпались в прах, а сами они, изъеденные армией грызунов, являли миру выпущенные внутренности набивки из конского волоса. До ее ушей доносился характерный шум разбегавшихся в стороны полчищ крыс, коготки их лапок скользили по каменному полу. Софья поняла, что пришла пора крыс основать свою империю на лохмотьях и обломках империи Мендоза.
В огромном, некогда роскошном салоне стоял ужасающий смрад мертвечины, Софья едва сумела воспротивиться сильнейшему позыву бежать отсюда прочь. Но отступать ни ей, ни ее сыну Рафаэлю было некуда, отныне им предстояла нешуточная борьба за свое выживание именно здесь. Усилием воли, подавив в себе тошноту и головокружение, Софья двинулась дальше. И через полчаса поисков в этой анфиладе ужасов она, наконец, обнаружила того, кого искала.
Роберт находился в небольшой комнате с лепным фризом в виде выложенных мозаикой листьев. Он сидел на полу, устремив взор в никуда. Софья не сомневалась, что он не видел ее и не слышал. Из всех увиденных сегодня здесь ужасов, сейчас ее глазам предстал самый страшный из них. Софья чуть не лишилась рассудка. При виде Роберта вся ее сила и решимость вмиг испарились. Это зрелище принесло ей почти физическую боль. Если то, что предстало перед ней, было Роберт, – значит, всем ее надеждам и мечтаниям пришел конец.
Меньше чем за семь лет молодой, привлекательный, жизнерадостный англичанин, которого она любила и кому была предана душой и телом превратился в развалину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148