Перестанет, думаю я с отвращени
ем. Потому что мне в тюрьму не пишет моя крошка. Она чувствует, что корабль
погружается, и спрыгнула на берег не дожидаясь, пока откачают трюмы? Очев
идно так… Мне больно, но я этого ожидал… Мы яростно жуём. Я ем чеснок, разма
лывая его зубами. Мишка, в остальном такой аккуратный, почему-то не сполас
кивает даже рта после сна, но приняв из горизонтального положения Ц вер
тикальное, начинает жевать. Противно наверное у него во рту, Ц думаю я, ко
сясь на него. Я с ним не разговариваю, зная, что он ещё не совсем в нашем мире
. Однако решительно прерываю все его попытки рассказать мне свой сон. «Во
т чёрт, такое снилось…», Ц начинает он, улыбаясь виновато. «Ты уже на этом
свете, нечего цепляться за тот», Ц обрываю я его и иду мыть тарелку. «Пото
ропись, а то сейчас второе подъедет. Не успеешь вымыть миску!»
На второе всегда селёдка варёная. Часто несвежая, с жёлтыми склизкими на
плывами по шкуре, что называют в народе Ц «ржавая». Приблизительно раз в
неделю с варёной селедкой подают перловую кашу. Но только раз в неделю, оч
евидно понимая, что большее количество раз было бы невыносимо.
Мой старый приятель, депутат Государственной Думы полковник Алкснис за
гнал мне небольшой чёрно-белый телевизор в конце июля. Потому жизнь моло
дого бандита в последние месяцы была проста. Из одних снов, постельных Ц
он немедленно прыгал в другие, Ц телевизионные. Покинув шконку и схлеба
в первое (причём он оставлял корки, недоедал их, напоминая этим мою подруж
ку Настю), он нашаривал рукой телепрограмму «МП» и выискав в ней меню из сн
ов, подходящие ему отмечал ручкой. Предпочтение он отдавал, разумеется, п
рограммам «Криминал» и «Дорожный патруль». Следующими позначимости на
его шкале ценностей шли криминальные детективы: «Маросейка», «Патриарш
ьи пруды», «Бандитский Петербург». Вообще-то смотреть он мог что угодно, л
юбую хуйню. И при этом реагировал: смеялся, хмыкал, восклицал, морщил мышцы
лица… Глядя на него, я понял простую, очевидную, но до сих пор не высказанн
ую мной лично для меня мысль: простые люди Ц это Ад. А молодой бандит в обл
асти вкусов и предпочтений оказался тоже простой человек. Не всякому дан
о, а точнее редким людям дано быть революционером во всех сферах жизни: в и
скусстве, в ежедневной жизни, в политике. Ну, в ежедневной жизни мы себя пр
оявить не могли Ц мы были пленными, и ежедневную жизнь нам навязали наши
тюремщики. Но не смотреть всякую хуйню бандит мог. А он смотрел даже перед
ачу «Аншлаг». Так он добирался до вечера. И бывал очень недоволен, если я в
друг изъявлял желание посмотреть «Новости» или какие-нибудь «Скандалы
недели». Два-три раза мы с ним сталкивались по этому поводу. Однажды он до
говорился до того, что сказал, что накажет меня. На что я сообщил, что здесь
Лефортово, а он не смотрящий, а обычный тип для меня. «А телевизор, вспомни,
Ц мой, мне его загнали, и если ты станешь терроризировать меня телевизор
ом, Мишаня, то я его, телевизор, сдам, на хер на склад. Или расхуячу о стену…»

Мы, правда, скоро помирились. Я всегда помнил, что Мишаня Ц лучший из возм
ожных сокамерников. И принимал во внимание, что от мыслей о предстоящем с
уде, об изменах его женщин, о том, как много тюремных годов ему дадут, Ц он,
заключённый, хочет спрятаться в телевизионных снах. Интеллектуал, писат
ель или философ, имеет несомненные природные преимущества в тюрьме типа
Лефортово перед бандитом. Одиночество менее страшно интеллектуалу. Зат
о бандитам, ворам и бытовикам, кажется, легче живётся в общих тюрьмах, в Бу
тырке или Матроске. Там многолюдие спасает их, суетных.
Пока мне не завезли телевизор, Мишка по ночам читал исторические романы.
С появлением телевизора он стал читать меньше, и сменил жанр: стал читать
детективы. Точнее будет всё же сказать, что он почти прекратил чтение. Наб
рав штуки четыре-пять подклеенных книжонок, он держал их многие недели. Т
усоваться ночью он стал меньше, но спал по-прежнему до обеда. Он всё худел.
Я подумал, и решил, что его следует срочно судить, иначе изнутри его источи
т тюремная хандра.
Я не знаю, сколько мне суждено сидеть за решёткой, в государстве беззакон
ия, каким является Россия, срок непредсказуем; не знаю, как долго я проживу
, но вряд ли будет у меня когда-либо впоследствии опыт тяжелее тюремного.
Мишке, несмотря на его апломб бандита и намёки на его всемогущество на во
ле, я вижу, очень тяжело. Мы ждём второе блюдо, и Мишка комментирует двухча
совые новости на программе РТР так: «Я бы туда подъехал со своими ребятам
и, всех бы успокоил». Показывают таджикскую ситуацию, наркоторговлю. «Да
там своих бандитов хватает, поверь. Я был там в 1997 году. И я рассказываю ему о
Рахмоне Гитлере» «Мы, русские, круче всех», Ц с апломбом заявляет Мишка.
Я было начинаю ему возражать, но вовремя останавливаюсь. Бедному тюремно
му узнику, попавшему в лапы чекистов, хочется верить в свою силу. Я утвержд
аюсь, когда читаю о себе в прессе: в «Коммерсанте» или в «Независимой Газе
те», а Мишка утверждается таким вот апломбом, мол, он подъедет с его ребята
ми. Никуда он не подъедет, большая часть его ребят в тюрьме, он не такой уж в
еликий бандит, как ему кажется. А я еще зачем-то гашу его попытку самоутве
рдиться и поднять себя. Не выдерживаю. «Ты сидишь здесь, и потому никуда не
подъедешь», Ц говорю я. В отместку он называет меня «старым». Это никак н
е соответствует действительности, потому что я занимаюсь спортом ежедн
евно по два часа, на прогулке и в хате, а он спит до 14 часов, и тело его атрофир
уется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115