ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. Андрей даже Юлю начал обучать. Одел ее в свою куртку самбиста, обмотал длинным поясом и начал швырять, как куклу, на ковер. Та вскакивала и, сцепив зубы, бросалась на него, а он, заломив ей руки, опять нещадно бросал на пол с таким грохотом, что мне казалось, она уже не поднимется. Но Юля как резиновая вскакивала, и все начиналось сначала.
— Господи, да зачем тебе это нужно? Ты же девочка!
— Нужно, нужно! — выкрикивала она.— А если кто нападет?
Андрей пожал плечами.
— Ты слышал о Маше Поддубной?
— О борце Иване Поддубном знаю.
— Нет, не то. В начале нынешнего века в России гастролировала знаменитая труппа борцов-женщин, и там была Маша Поддубная. С ней боялись бороться даже мужчины...
Мне все хотелось докопаться до причины его увлечения самбо. И я начал расспрашивать Андрея о занятиях в секции, о тренерах, ребятах, с которыми он занимается. И вот что раскрылось.
Еще осенью Андрей как-то пришел домой с синяком под глазом и ссадиной на лбу. В доме переполошились. Андрей молчал.
— Подумаешь, подрался с мальчишками! Крепче будет,— сказал я своим.
А когда у нас появился Игорь Первушин, то увидели, что его лицо раскрашено еще больше, чем у Андрея.
— Так это вы друг друга так?
— Нет,— засмеялся неунывающий Игорь.— Но мы проходили по одному делу.
— А какому же, если не секрет?
Игорь готов был рассказать, но вмешался Андрей.
— А-а, неинтересно...
Так и забылась эта история. А сегодня узнал, что, оказывается, существует этакая «безобидная» форма мальчишечьего разбоя. Средь белого дня на улице, во дворе, где нет взрослых, подходит подросток к другому подростку поменьше и требует десять копеек, угрожая избиением. У нашего районного кинотеатра действовала целая группа таких сорванцов. Вот с ними и дрались Андрей и Игорь.
— Пришли мы четверо в кино,— рассказывал Андрей.— А к Сережке Осташеву пристали: «Давай деньги*» Мы заступились. Они на нас. Сережку ударили, он бежать. Другой наш парень тоже удрал. И мы с Игорем остались. Их четверо. Игорь одному как смажет — он прямо ласточкой! Ну и пошло...
— Досталось вам тогда крепко?
— Крепко,— повторил Андрей.— Я бить по лицу не умею...
— Боишься?
— Не знаю,— дрогнул его голос,— не могу.,,
У меня словно что-то повернулось в груди. Вспомнил, как семилетний Андрей пришел домой с расквашецным носом и вот так же жаловался матери, что не может бить в драке по лицу.
— Так из тебя никогда боксер не выйдет,— высмеял я его.
А жена серьезно сказала:
— Человека, Андрюша, нельзя бить по лицу, нельзя. Он человек.
Мы больше никогда не говорили в семье на эту тему, а вот запали же в его душу те слова.
— Так вы что, тогда же после этой драки и решили самбо заниматься?
— Ну, не сразу... А вообще-то да.
Сейчас я вспомнил этот разговор и подумал: почему мне тогда удалось вызвать Андрея на откровенность, а теперь нет? Почему все реже и реже это бывает?
Андрея приняли в комсомол. Мы все ждали, чтобы поздравить его. А он как утром ушел в школу, так и пропал. Мы знали, что после школы мальчишки собирались идти в райком комсомола. Но наступил вечер, а их все не было.
Наконец явился около десяти. Лицо обострилось, глаза чуть запали, но веселые, с огоньком.
— Почему так долго?
— А я откуда знаю. В райкоме много людей было.
— А позвонить домой ты не мог? Здесь уже все передумали. Вон бабушка за сердце хватается. В больницу и милицию звонили.
На лице Андрея испуг и растерянность.
— А чего беспокоиться? Что я, Юлька, что ли?
— Юля так бы не сделала.
— Да, не сделала... Она вон из школы по часу идет домой, к подружкам заходит, и вы ей ничего не говорите...
— Неправда, не захожу,— отозвалась та.— Не сваливай на меня.
— Хватит, иди ужинать. Потом поговорим. Сверкнул глазами, нагнул голову, что-то пробубнил
и пошел.
Через несколько минут Юля, раскрасневшаяся, выбежала из кухни, глазенки горят.
— Приняли, комсомолец...— и обратно.
Нет, не так начался у меня разговор с сыном в торжественный для него день.
Невольно присл'ушиваюсь к гомону на кухне. Там то вспыхивает, то затихает смех. Андрей рассказывает, какие ему вопросы задавали.
Юля. И все шесть орденов ты знаешь, за что дали?
Андрей. Все. А чего не знать! — И он начинает перечислять: — Орден Красного Знамени — за гражданскую войну...
Юля. А еще что спросили?
Андрей. Про принципы централизма в комсомоле.
Бабушка. Ну а ты?
Андрей. Ответил.
Юл я. А еще что?
Андрей. А еще, сколько детей у меня...
Взрыв хохота.
Андрей. А потом: «Плясать умеешь? Спляши». Сплясал. «Я еще петь умею». А они говорят: «Не надо». Но я все равно спел. (Пауза.) Но уже в коридоре...
Через несколько дней Юля сообщила мне, что Андрей работает над докладом. Ей явно доставляло удовольствие рассказывать новости из жизни Андрея.
— Он теперь докладчик в нашей школе,— как можно серьезнее сказала она,— скоро будет выступать.
«Что же, девятый класс, уже можно и доклады»,— отметил про себя. Я тоже в девятом делал первый в своей жизни доклад. Это было зимой сорок четвертого. Учительница литературы поручила. Сейчас не помню ни ее имени, ни фамилии. Учился в тот год всего немногим больше двух месяцев — январь и февраль (пока тракторы были на ремонте в МТС, меня отпустили), а в марте бригада уже выезжала в поле, и я вернулся на работу. Так вот, учительница литературы поручила, или, как мы тогда говорили, заставила, сделать доклад по двум романам Тургенева — «Рудин» и «Дворянское гнездо». Насколько я помню, в школьной программе был лишь роман Тургенева «Отцы и дети», а эти шли по внеклассному чтению. Но учительница решила по-своему — пусть ученики делают доклады на уроках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
— Господи, да зачем тебе это нужно? Ты же девочка!
— Нужно, нужно! — выкрикивала она.— А если кто нападет?
Андрей пожал плечами.
— Ты слышал о Маше Поддубной?
— О борце Иване Поддубном знаю.
— Нет, не то. В начале нынешнего века в России гастролировала знаменитая труппа борцов-женщин, и там была Маша Поддубная. С ней боялись бороться даже мужчины...
Мне все хотелось докопаться до причины его увлечения самбо. И я начал расспрашивать Андрея о занятиях в секции, о тренерах, ребятах, с которыми он занимается. И вот что раскрылось.
Еще осенью Андрей как-то пришел домой с синяком под глазом и ссадиной на лбу. В доме переполошились. Андрей молчал.
— Подумаешь, подрался с мальчишками! Крепче будет,— сказал я своим.
А когда у нас появился Игорь Первушин, то увидели, что его лицо раскрашено еще больше, чем у Андрея.
— Так это вы друг друга так?
— Нет,— засмеялся неунывающий Игорь.— Но мы проходили по одному делу.
— А какому же, если не секрет?
Игорь готов был рассказать, но вмешался Андрей.
— А-а, неинтересно...
Так и забылась эта история. А сегодня узнал, что, оказывается, существует этакая «безобидная» форма мальчишечьего разбоя. Средь белого дня на улице, во дворе, где нет взрослых, подходит подросток к другому подростку поменьше и требует десять копеек, угрожая избиением. У нашего районного кинотеатра действовала целая группа таких сорванцов. Вот с ними и дрались Андрей и Игорь.
— Пришли мы четверо в кино,— рассказывал Андрей.— А к Сережке Осташеву пристали: «Давай деньги*» Мы заступились. Они на нас. Сережку ударили, он бежать. Другой наш парень тоже удрал. И мы с Игорем остались. Их четверо. Игорь одному как смажет — он прямо ласточкой! Ну и пошло...
— Досталось вам тогда крепко?
— Крепко,— повторил Андрей.— Я бить по лицу не умею...
— Боишься?
— Не знаю,— дрогнул его голос,— не могу.,,
У меня словно что-то повернулось в груди. Вспомнил, как семилетний Андрей пришел домой с расквашецным носом и вот так же жаловался матери, что не может бить в драке по лицу.
— Так из тебя никогда боксер не выйдет,— высмеял я его.
А жена серьезно сказала:
— Человека, Андрюша, нельзя бить по лицу, нельзя. Он человек.
Мы больше никогда не говорили в семье на эту тему, а вот запали же в его душу те слова.
— Так вы что, тогда же после этой драки и решили самбо заниматься?
— Ну, не сразу... А вообще-то да.
Сейчас я вспомнил этот разговор и подумал: почему мне тогда удалось вызвать Андрея на откровенность, а теперь нет? Почему все реже и реже это бывает?
Андрея приняли в комсомол. Мы все ждали, чтобы поздравить его. А он как утром ушел в школу, так и пропал. Мы знали, что после школы мальчишки собирались идти в райком комсомола. Но наступил вечер, а их все не было.
Наконец явился около десяти. Лицо обострилось, глаза чуть запали, но веселые, с огоньком.
— Почему так долго?
— А я откуда знаю. В райкоме много людей было.
— А позвонить домой ты не мог? Здесь уже все передумали. Вон бабушка за сердце хватается. В больницу и милицию звонили.
На лице Андрея испуг и растерянность.
— А чего беспокоиться? Что я, Юлька, что ли?
— Юля так бы не сделала.
— Да, не сделала... Она вон из школы по часу идет домой, к подружкам заходит, и вы ей ничего не говорите...
— Неправда, не захожу,— отозвалась та.— Не сваливай на меня.
— Хватит, иди ужинать. Потом поговорим. Сверкнул глазами, нагнул голову, что-то пробубнил
и пошел.
Через несколько минут Юля, раскрасневшаяся, выбежала из кухни, глазенки горят.
— Приняли, комсомолец...— и обратно.
Нет, не так начался у меня разговор с сыном в торжественный для него день.
Невольно присл'ушиваюсь к гомону на кухне. Там то вспыхивает, то затихает смех. Андрей рассказывает, какие ему вопросы задавали.
Юля. И все шесть орденов ты знаешь, за что дали?
Андрей. Все. А чего не знать! — И он начинает перечислять: — Орден Красного Знамени — за гражданскую войну...
Юля. А еще что спросили?
Андрей. Про принципы централизма в комсомоле.
Бабушка. Ну а ты?
Андрей. Ответил.
Юл я. А еще что?
Андрей. А еще, сколько детей у меня...
Взрыв хохота.
Андрей. А потом: «Плясать умеешь? Спляши». Сплясал. «Я еще петь умею». А они говорят: «Не надо». Но я все равно спел. (Пауза.) Но уже в коридоре...
Через несколько дней Юля сообщила мне, что Андрей работает над докладом. Ей явно доставляло удовольствие рассказывать новости из жизни Андрея.
— Он теперь докладчик в нашей школе,— как можно серьезнее сказала она,— скоро будет выступать.
«Что же, девятый класс, уже можно и доклады»,— отметил про себя. Я тоже в девятом делал первый в своей жизни доклад. Это было зимой сорок четвертого. Учительница литературы поручила. Сейчас не помню ни ее имени, ни фамилии. Учился в тот год всего немногим больше двух месяцев — январь и февраль (пока тракторы были на ремонте в МТС, меня отпустили), а в марте бригада уже выезжала в поле, и я вернулся на работу. Так вот, учительница литературы поручила, или, как мы тогда говорили, заставила, сделать доклад по двум романам Тургенева — «Рудин» и «Дворянское гнездо». Насколько я помню, в школьной программе был лишь роман Тургенева «Отцы и дети», а эти шли по внеклассному чтению. Но учительница решила по-своему — пусть ученики делают доклады на уроках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129