Но четыре года назад умерла бабушка, и наши поездки оборвались. Странное дело, мы всегда ездили к деду Лазарю Ивановичу и никогда не говорили, что едем к бабушке. И вдруг оказалось, что дом держался не на деде, а на бабушке. А раз ее нет, то некому за нами и присмотреть, некому и позаботиться.
Мы бунтовали.
— Да что за нами глядеть, мы сами...
— И кормиться будем сами. Молока и хлеба, рыбы у деда полно...
Но родители сказали «нет». Нас с Сергеем свозили в Г^вриловку за эти четыре года только раз. И то мы пробыли там недолго.
Я, конечно, растерял здесь своих друзей, стал забывать деревенскую жизнь и сейчас шел по селу с каким-то странным чувством, будто возвращался в чужую страну детства, про которую мне когда-то рассказывали или она недавно снилась, и я теперь силюсь вспомнить ее, далекую и желанную.
У старой фермы маячили люди, а у самой реки стояло несколько здоровенных крытых грузовиков.
Немцы!
Я остановился. Скоро увидел, что из помещения фермы выбежали две женщины и понесли что-то тяжелое в ведрах. Потрусили они далеко, метров за триста, к самому оврагу. Там оставили свою ношу и налегке побежали обратно.
Чуть поодаль, между фермой и грузовиками, вдруг словно из-под земли появилась ватага мальчишек. Они, видно, лежали в бурьяне, а сейчас поднялись и направились туда, куда отнесли свою нощу женщины. Чем же они там занимаются? Постоял, постоял и пошел к ним.
Конечно, я никого не знал из них, как не знали и они меня. Один был совсем взрослый парень, только низкий ростом ц худой, поэтому его и нельзя было отличить от других. Но я обратил на него внимание сразу. Мальчишки тоже меня заметили, но каждый молча занимался своим делом.
А дело у них было странное. Сколько я ни смотрел, никак не мог понять, что же делают. Разматывают не то веревки, не то ремни и складывают их обрывки в ведра и тазы.
Сделал еще несколько шагов и увидел, нет, скорее догадался по резкому запаху, что это никакие не веревки. Оказывается, ребята возились с внутренностями скота. Женщины выносили их в ведрах, а ребята что-то выбирали из втщ отбросов и складывали в свои посудины.
— Ты чаго уставился? — не разгибая сцины, повернул голову лобастый русоволосый крепыш. Он, видно, на год или два был старше меня. Другие ребята моего воз* раста, а может, и немного моложе. Их было семеро,
Я молчал.
— А откуда ты, пацан? — спросил старший.
— Да к деду Лазарю Ивановичу они приехали,— ответил за меня лобастый.— Городской. Видишь, губы воротит.
— О-о,— оживился старший и, бросив возиться с кишками, подошел ко мне.— Давай в нашу компанию, мы тебя быстро научим.
— Дело нехитрое! — захохотал кто-то из дацанов.
— Только снимите, мистер-твистер, свой парадный фрак,— поддержал его другой.
— Хватит, хлопцы,— повернулся к ним старший.* Видите, перепугали парня.
— Зачем вам это? — наконец выдавил я.
— Пропитание добываем...
— А разве это едят?
— Еще не то едят. А это пальчики оближешь... Через четверть часа, засучив по локоть рукава, я уже
возился с ребятами. Старший, его звали Юрием (значит, он тоже городской, в деревне таких имен не дают), поручил мне «интеллигентную» работу. Я сдирал с требухи пленку и комочки жира, аккуратно складывая их в миску. Если женщины приносили нам теплые внутренности от только что забитой коровы, то работа шла споро: жир легко отделялся, а кишки мы мгновенно выворачивали наизнанку, как чулки, и, вытряхнув содержимое, кидали в ведра. Оставалась, правда, самая противная работа — мыть все это в речке, но мальчишки откладывали такое напоследок. К тому же у всех была надежда, что скоро освободятся женщины и сделают это сами.
Всю нехитрую премудрость «добычи пропитания» таким способом я освоил за час работы. За этот час я узнал всех мальчишек, узнал, кто те женщины, и в этот же час мне надоело сдирать пленку и вылавливать скользкие комочки стынущего на ветру говяжьего жира, Я предложил лобастому Ваське пойти и посмотреть, что происходит в помещении фермы. Васька нерешительно пожал плечами, точно раздумывал.
— А чего? — подзадорил я его,
— Давай спросим у тетки Вари,— решился он.— Если там словаки, то можно.
— Кто?
— Ну, словаки, здешние солдаты, они не немцы и по-русски понимают.
Мы побежали к ферме. Издали казавшееся пустынно мертвым помещение жило напряженной и какой-то бездушно-железной жизнью. Из загона каждые семь минут (я даже засек по часам) на помост перед входом в помещение заводили корову или телка.
— Вот гады,— прошептал Васька,— наш колхозный скот потрошат...
— А зачем вам столько этого добра набирать?— кивнул я в сторону оврага, не зная, как точнее назвать то, что мы собирали в ведра.
— А это на всех, у каждого семья. И еще соседям дадим...— Видя, что меня все равно не удовлетворило его объяснение, Васька опять пожал плечами и нерешительно добавил: — Потом Юрка себе больше всех нас берет. Жир мы ему тоже весь отдаем.
— А почему?
Васька, будто спохватившись, зло глянул на меня.
— Не почему! Много будешь знать, скоро состаришься.
— Да я ничего, я так,— обиженно проговорил я, не зная, какая это муха укусила моего нового друга.
От фермы шли, не разговаривая, точно поссорившись. Странный парень. То сам рассказывал, а то вдруг осекся, будто его кто за руку схватил.
Уже когда пришли к ребятам и опять принялись за невеселую работу, Васька сказал:
— И тебе требухи дадим.
— Мне не надо.
— Это ты у матери спроси, богач нашелся.
— Все равно не надо.
Я и Юрию, когда мы возвращались в село, сказал, что ничего себе не возьму, а он почему-то никак не прореагировал на мой отказ. Только отозвался «ладно», а потом, видимо, заметив мою обиду, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129