» Эстетично! Не понимаю, что может быть эстетичного в куче каких-то русских, шлепающих по сцене босыми ногами. Я не потерплю этого! Не по-тер-плю! Краски, да? Жизнь и красота? Я бы ей показала краски на твоем месте! Хорошая порция розог – вот что ей нужно! Она не поедет. Не будет этого!
Когда Чарли отказалась обсуждать этот вопрос с бабушкой, миссис Пейсон запретила ей появляться в доме. Волнение придало ей силы. Она не только сновала по всему дому, но и ходила пешком по улицам, презрев электромобиль.
В августе Чарли отправилась в турне с Красиловым. В письмах домой она опускала многие детали, которые до некоторой степени оправдали бы занятую миссис Пейсон позицию. Но нравы и обычаи труппы не столько возмущали Чарли, сколько забавляли ее. Она терпеть не могла душные гостиницы и скверную пищу в них, но зато любила открывать для себя все новые и новые места. Публика небольших городов Среднего Запада часто бывала поражена бурным исступлением, с которым она исполняла пляску нищей цыганки. Ее костюм представлял собой композицию из атласа и шелка – имитацию живописных лохмотьев и тряпок уличной нищей. Когда, оканчивая танец, она бросалась на колени с протянутым за милостыней тамбурином, публика замирала. Зрители смотрели на нее во все глаза – такой несчастной и измученной казалась она и так горяча была ее мольба. Но вслед за тем раздавался гром неудержимых и единодушных аплодисментов. Чарли пережила несколько неприятных стычек с женским персоналом труппы, завидовавшим ее успеху у публики.
В то время как товарищи по труппе спали, ели и готовили себе украдкой пищу на спиртовках, припрятанных в номерах, Чарли бродила по книжным магазинам, или рыскала по предместьям очередного города, или наблюдала жизнь его главной улицы, подмечая не одну забавную деталь. Ей недоставало Лотти. Чарли часто хотелось написать своей тете о многом таком, чего бы не поняли другие члены семьи. В той жизни, к которой она так стремилась, оказалось помимо красочности и экзотики много тяжелого труда, и грязи, и невзгод. Но танцевала Чарли с наслаждением. А бесконечные переезды из города в город, из одного театра в другой, притупляли ее горе. Она замечала, что смотрит на жизнь глазами Джесси Дика. В письме, посланном Лотти из Цинциннати, она десятком слов разделалась с балетом, но посвятила три страницы описанию напоминавших Нюрнберг готических зданий с башенками на пригорке у реки. Часть заработанных денег Чарли регулярно отсылала в Красный Крест.
Вопреки предсказаниям тети Шарлотты, моряк из Небраски стал мужем Жаннеты только после перемирия. Она вышла замуж на Рождество и уехала с ним на Запад. Свадьбу отпраздновали в старом доме на Прери-авеню, но веселья не получилось, несмотря ни на отличное настроение Жаннеты и ее чешских родственников, ни на отличный ужин, приготовленный миссис Пейсон. Ибо Белла и Генри думали о Чарли, миссис Пейсон думала о Лотти, а тетя Шарлотта думала о них обеих и о той девочке Шарлотте, какой она была шестьдесят лет тому назад.
– У вас такой вид, словно вы не на свадьбе, а на похоронах! – бесцеремонно сказала ей Жаннета.
После отъезда Жаннеты в доме воцарилась необыкновенная тишина. Обе старухи уверяли друг друга, что отдыхают душой после сумятицы и сутолоки свадьбы, но длинными вечерами они испуганно посматривали друг на друга и со страстным нетерпением поджидали возвращения Лотти. Ни одна из них, впрочем, не признавалась в этом другой.
– Лотти может приехать со дня на день, – неустанно повторяла миссис Пейсон после заключения перемирия.
Она начала высматривать почтальона, как в прежние времена высматривала Лотти из окна гостиной в тех редких случаях, когда Лотти запаздывала домой. Если почтальон не появлялся вовремя, миссис Пейсон начинала злиться и нервничать. Затем, когда раздавался его звонок, она спешила в вестибюль с поразительным проворством и, просовывая голову в дверь, принималась его распекать:
– Послушайте, почтальон, вы приходите все позже и позже. Вчера вы явились в девять часов, а сегодня почти в половине десятого!
Почтальон был меланхолический субъект, длинные сероватые волосы которого как бы незаметно переходили в серую форму; сероватое лицо почти терялось на ее фоне. От многолетнего тасканья тяжело нагруженной сумки он сделался кривобоким.
– Видите ли, миссис Пейсон, все запаздывает в наши дни. С начала войны у нас нет никакого регуляр…
– О, все война да война! Надоели вы мне с вашей войной! Война закончена!
Почтальон больше не пытался защищаться. Почтальоны, вообще, народ забитый, в силу особенностей своей профессии, отдающей их на съедение всем разочарованным влюбленным, горничным, матерям, женам и дочерям.
– Вероятно, поджидаете письмецо от мисс Лотти?
– Да. Разве оно…
– Нет, миссис Пейсон, в утренней почте его не видать. Может, будет в послеобеденной. С начала войны все опаздывает.
Они не сомневались, что Лотти приедет в декабре. В декабре она написала, что будет в январе. На письме был парижский штемпель. В январе она окончательно назначила свой приезд на февраль, и в этом же письме Лотти извещала о том, что привезет француженку-сиротку.
Обе старухи большими глазами уставились друг на друга, раскрыв рты от изумления. Миссис Пейсон в гостиной читала письмо вслух тете Шарлотте.
– «Ребенок, француженка-сиротка…»
Дойдя до этого места, миссис Пейсон подняла глаза. Лицо ее в этот момент было столь же лишено всякого выражения, как физиономия мертвой рыбы. Затем она снова стала всматриваться в письмо, держа его подальше от глаз, словно расстояние может изменить смысл слов, четко написанных на листочке тонкой белой бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75