Глаза ее внимательно всматривались в прохожих, снующих под мокрыми струящимися зонтиками. Наконец у трамвайной остановки Лотти увидела забрызганную грязью, нагруженную свертками черную фигурку. Левая, больная, рука, согнутая в локте, была плотно прижата к телу. Это означало, что она ноет. Плечи слегка сгорбились, черная шляпа чуть съехала набок. С обычной в такие моменты способностью подмечать детали, Лотти увидела, что у матери нездоровый желтоватый цвет лица. Но взгляд ее, с каким она всматривалась вдаль, поджидая трамвай, был твердым, как всегда. Она подошла к тротуару, Лотти бросились в глаза ее ноги. В том, как она их ставила, в каком-то подрагивании негнущихся колен, в героическом усилии не поддаваться слабости проглядывала надвигающаяся старость и дряхлость. Горячая пелена заволокла глаза Лотти. Она круто затормозила у тротуара, распахнула дверцы, выпрыгнула на мостовую, схватила свертки и повлекла мать к «электричке» прежде, чем миссис Пейсон успела отдать себе отчет в ее присутствии.
– Мама, дорогая, почему ты не подождала?
В первое мгновение могло показаться, что миссис Пейсон хочет оказать упорное сопротивление. Она даже по-детски выдернула свою руку. Но как ни сильна была ее воля, ее немощное тело протестовало еще сильнее. Лотти почти внесла ее на руках в «электричку». Миссис Пейсон забилась в угол, сморщенная, желтая, как воск. Но лицо ее сохраняло решительное и непримиримое выражение. Автомобиль катился по вымытым дождем улицам. Лотти украдкой поглядывала на мать. Глаза миссис Пейсон были закрыты и, казалось, глубоко ввалились в орбиты.
– Ах, мама… – Голос Лотти прервался; слезы, горячие слезы обиды и раскаяния, покатились по ее щекам. – Зачем ты это сделала? Ведь ты знала… знала…
Миссис Пейсон открыла глаза.
– Ты сказала, что для тебя сестра прислуги Беллы важнее меня, не так ли?
– Но ведь ты знала, что я не…
Она остановилась. Лотти не могла сказать, что не думала этого. Но она не могла объяснить матери, что в желании помочь Жаннете был протест против постоянного подавления ее воли. Мать все равно не поняла бы ее. Но в глубине души Лотти, несмотря на все ее смущение и растерянность, росло и крепло осознание собственного «я».
Она вспомнила о Жаннет, новом члене семейства, водворенном ею на третий этаж их дома. При мысли о необходимости объявить эту новость матери Лотти почувствовала дикое желание расхохотаться. Эта задача была слишком тяжела, слишком безнадежна для того, чтобы отнестись к ней серьезно. За нее надо было либо взяться с уверенной улыбкой, либо заранее обречь себя на позорное поражение. Лотти собралась с духом и решила открыть бой. Она твердо сказала себе, что если Жаннета уйдет, то она уйдет вместе с ней.
– Я привезла к нам Жаннету.
– Кого?
– Жаннету – сестру Гесси. Помнишь, ту девушку, у которой были неприятности со своей семьей.
– К нам! Для чего?
– Она… она очень славная девушка… и умница. Ей некуда было деваться, а у нас… у нас так много места.
– Ты, вероятно, с ума сошла!
– Неужели, мамочка, ты ее выбросишь на улицу в дождь и бурю, как бывает в мелодрамах?
Миссис Пейсон с минуту помолчала.
– Умеет она что-нибудь делать по хозяйству? Белла постоянно говорит, что ее Гесси – сущий клад. Гульду я не могу больше переносить. Расшвыривает в неделю больше, чем мы съедаем. Не понимаю, что они делают с провизией, эти служанки! Если раньше уходил фунт масла, то за последнюю неделю ушло пять, а я едва прикасаюсь…
– Жаннета не хочет работать по дому. Она хочет поступить на конторские курсы.
– Что ж, если в твоем распоряжении есть школа, то…
Но на этот раз она не выдвинула дальнейших возражений. Войдя в дом и стаскивая с матери мокрую одежду, Лотти умоляла ее лечь в постель.
Она была поражена, что мать согласилась. Миссис Пейсон непрестанно повторяла: «Если я среди дня ложусь в постель, то знайте, что я заболела». И едва она взобралась на свою огромную старомодную кровать темного ореха и легла под одеяла со стоном, как начался кашель. Час спустя послали за доктором. Острый припадок ревматизма, определил он. Лотти яростно, беспощадно ругала себя.
– К четырем часам я встану, – сказала миссис Пейсон. – Валяться в кровати я не желаю. Белла достаточно занимается этим – хватит на всю семью!
В четыре она сказала:
– Я встану вовремя, чтобы поспеть к обеду… А где эта девушка? Где та девица, что, гм… судьба которой столь заботила тебя? Хочу посмотреть на нее.
Она лежала целую неделю. Лотти осыпала себя упреками.
Глава одиннадцатая
Никто не мог бы сказать в точности, когда и как случилось, что Жаннета стала необходимым членом пейсоновского дома. А уж миссис Пейсон и вовсе не могла обойтись без нее, Дружба между ними была дружбой льва и мышонка. Для нее миссис Пейсон была не грозной повелительницей, чье слово было законом, а воля – гранитной скалой, но брюзгливой, потешной и довольно беспокойной старушенцией, которая к тому же обычно оказывалась неправой. Жаннета к ней очень привязалась, но совсем не принимала всерьез. У Жаннеты были золотые руки, как у ловкого и сильного мужчины. А мужчины как раз и недоставало в этом хозяйстве. Она умела справиться с упрямой шторой, вставить на место выскочившую пружину в старинном кресле, вбить гвоздь, приколотить полочку, заправить мышеловку.
В самом начале не обошлось, разумеется, без стычек с миссис Пейсон. Причиной послужила всегдашняя придирчивость старой дамы и ее привычка делать замечания. Жаннета немедленно взбунтовалась.
– Пожалуй, придется мне сегодня от вас съехать, – заявила она. – Наймусь опять на фабрику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75