Я, например, вероятно, выйду за Джесси Дика и…
– Чарли! Ты сама не понимаешь, что говоришь! Тебе девятнадцать лет, ты еще ребенок.
– Я гораздо старше тебя. Конечно, он не делал мне предложения, да, пожалуй, никогда и не сделает. Я хочу сказать, он не прижимал руку к сердцу и не спрашивал: «Хочешь ли ты быть моей женой?» Но он не поцеловал меня и двух раз, как я уже знала это.
– Чарли!
– И он единственный человек, которого, как мне кажется, я смогу любить, когда ему будет сорок три, а мне сорок. Он никогда не сделается неподвижным и солидным, не застынет в самодовольстве. Ты бы слышала, как он разговаривает с детьми! Он с ними – просто прелесть! Отвечает на их вопросы так серьезно и разумно. Наверно, как и сейчас, у нас с ним будут разные взгляды на такие глобальные проблемы, как война или политика. Зато у нас полное согласие в отношении к мелочам повседневной жизни. А в браке все ведь состоит из таких мелочей.
– Но, Чарли, милая, а твоя мать знает обо всем этом?
– О нет! Мама занята тем, что с полной убежденностью играет роль современной женщины, все еще принадлежащей к молодому поколению. Она не понимает, что молодое поколение – это я. На самом же деле она безнадежно устарела, как и все остальные. Она привыкла, что все эти годы знакомые охали от удивления, что у нее шестнадцати-, семнадцати-, восемнадцатилетняя дочка. И теперь, когда мне уже девятнадцать, она все еще ждет выражений удивления, что у нее такая взрослая девочка. Но я вовсе не взрослая девочка. Я даже не «женщина-ребенок», как говорится в бульварных романах. Маме пора отдать себе в этом отчет.
Лотти улыбнулась и сказала:
– Когда на прошлой неделе я поехала купить себе вот эту шляпу, мама отправилась со мной.
– Ну-ну, – вполголоса вставила Чарли.
– Продавщица принесла несколько штук, я их примерила, но ни одна мне не понравилась. Тогда мама сказала: «О, эти не годятся. Покажите что-нибудь для молодых девушек».
– Вот-вот!
– Да, очень мило, не так ли? Конечно, продавщица выпучила глаза. Я слышала, как она позже хихикала с другими продавщицами. Видишь, мама все еще считает меня девочкой. Когда я ухожу из дому, она часто спрашивает, не забыла ли я носовой платок.
– Ну и умиляйся этим. Ты всю жизнь позволяла бабушке собой командовать. Ее желание командовать тобой естественно – такова природа человека. Но другое дело, что ты ей позволяла это. Вот это – преступление по отношению к твоему поколению и свидетельствует о твоей слабости, а не ее. Молодому поколению положено строить жизнь. Те из нас, кто это понимает и действует сообразно с этим, имеют успех. Кто не понимает, тот гибнет.
– Ты – ужасное существо! – полушутя воскликнула Лотти. – Тебя странно слушать. Где тьма училась этому, этому бессердечию?
– В школе – и вне школы. Мы постоянно беседуем об этом. О чем, по-твоему, говорят в наши дни девицы с молодыми людьми?
– Н-не знаю, – пробормотала Лотти.
Она вспомнила школьницу давно прошедших дней, девочку, катавшуюся по субботам на велосипеде то с одним, то с другим юношей в вязаном свитере. Они беседовали о школьных делах, о книгах, об играх и даже – очень неуверенно и робко – о своих надеждах. Но никогда не обсуждали проблемы реальной жизни. «Может быть, – подумала она, – жизнь сложилась бы иначе для Лотти Пейсон, рискни они тогда все же тронуть эти вопросы».
– Поедем домой, Чарли.
По дороге Чарли рассказывала ей о своей новой службе. Она могла говорить о ней бесконечно. Каждый день по вечерам Чарли приносила домой свежий отчет о событиях в своем отделении. На исходе первой недели работы у Шильда она мрачно сказала:
– Помните девушку, о которой писал О'Генри? Ту, что ни на минуту не могла забыть о своих усталых ногах. Ну так вот – я эта самая девица из магазина.
Отец поощрял ее рассказы и оглушительно хохотал над ироническими замечаниями своей дочки.
– Наша главная закупщица сегодня возвратилась из Нью-Йорка. Фамилия ее Хили. Ежедневно причесывается у парикмахера и носит изящнейшие черные крепдешиновые платья с умопомрачительными воротничками и манжетами, которым просто цены нет. Вы бы послушали, как она произносит слова: у нее не просто каша – целый обед во рту. Не делай таких страшных глаз, мама, я нарушаю хороший тон и отлично это знаю!.. Когда входит какая-нибудь важная покупательница, ей говорят: «Разрешите предложить вам заграничную вещицу, полученную только вчера». Все дорогие блузки называются «заграничными вещицами». Конечно, с начала войны они ценятся чуть ли не дороже бриллиантов. Хили была раньше продавщицей. Говорят, у нее седые волосы, но она красит их в замечательно задорный красновато-рыжий цвет. Получает громадное жалованье и содержит мать и шалопая брата. Мне она нравится. Ногти ее сверкают неописуемо. Называет меня «детка». Интересно, настоящий ли у нее жемчуг?
Теперь Лотти слушала с большим любопытством рассказы Чарли о собрании клуба под девизом «Всегда вперед!». Чарли правила одной рукой, откинувшись назад и почти лежа на сиденье. «Какая в ней небрежная уверенность, – подумала Лотти. – Совсем ребенок, а вместе с тем, сколько в ней жизненной силы и сметливости». Клуб «Всегда вперед», объяснила Чарли, учрежден для женского персонала Шильда. Сегодня утром, перед открытием магазина, состоялось собрание по случаю двадцатипятилетней годовщины клуба.
– Вот все расселись. Все, как одна, в черных платьях и белых воротничках, Впрочем, некоторые воротнички особой белизной не отличались. Пожалуй, стирка воротничков по ночам после целого дня работы может через несколько лет потерять свою привлекательность. Сначала Кисинг произнес речь о значении фирмы Шильда и о возвышенности ее целей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75