По временам Генри смотрел на них долгим взглядом, брал с буфета или туалетного стола какую-нибудь старинную вещицу французского фарфора или итальянского стекла, переворачивал и всматривался в знакомую марку. Он знал их так, как оценщик знает бриллианты. Его зоркий глаз видел каждый изъян в глазури или окраске.
И вот, дожив до пятидесяти лет, Генри Кемп оглядывался кругом, ища, с чего бы начать. Он найдет свое дело. Ведь молодежь забирают сотнями тысяч. Ему предложили место, требовавшее разъездов по стране. Он не строил себе иллюзий – в пятьдесят лет ему предстояло сделаться коммивояжером. Это была горькая пилюля для Генри Кемпа, и он никак не мог заставить себя ее проглотить.
Долгие пустые дни тянулись без конца, но Генри старался делать вид, что занят. Каждое утро он вставал в привычное время, принимал ванну, брился и тщательно, как всегда, одевался. Затем завтракал, пробегая газету, немножко торопясь, словно его ждал автомобиль или нужно было поспеть на поезд в восемь сорок пять утра. Двадцать пять лет он ежедневно ездил в город в один и тот же час с оживленным и бодрым выражением лица, настраиваясь на полный рабочий день. А теперь живой взгляд потух, упругой походки как не бывало, он стал волочить ноги. Белла часто удивлялась, куда он ездит, чем наполняет свой день. Он был членом нескольких клубов, больших уютных клубов на Мичиган-бульваре. Но у американского делового человека клубы – это место для делового разговора за ленчем, В рабочие часы дня они, по большей части, пустуют. Иногда Чарли спрашивала:
– Позавтракаешь со мной, папа?
– Мне нужно повидаться с одним человеком в двенадцать. Маленькое совещание. Не знаю, когда оно кончится.
Генри Кемп являл собой трагическое зрелище американского бизнесмена не у дел.
Нужно отдать справедливость Белле: она не пилила его, не упрекала, не жаловалась на свою судьбу. Он найдет себе место, Белла это знала. Он пользовался репутацией проницательного дельца, занимал известное положение в обществе, имел множество влиятельных друзей. Да и, кроме того, денег на жизнь пока хватало. Кемпы жили хорошо. Генри ни в чем не отказывал жене и дочери. И все-таки он чувствовал, что жена думает: «Банкрот! Банкрот в пятьдесят лет!» Слишком много было в ней от миссис Пейсон, чтобы она могла думать иначе. Потому-то он каждое утро и уходил бодро и весело из дому, с торопливостью, никого не обманывающей, и меньше всего его самого.
Бен Гарц взял за правило присылать Кемпам билеты: на концерты, на благотворительные вечера в пользу жертв войны.
Он услышал, как Чарли упомянула о книге – сборнике баллад, который она не могла разыскать в Чикаго. Он выписал ее из Нью-Йорка и переслал Чарли. Он не знал, что она искала эту книгу для Джесси. Они с Джесси часто читали ее вместе. Теперь ей пришло в голову, что было бы очень хорошо послать ему эти баллады, чтобы развлечь его на день или хоть на один час. Бен Гарц никогда не слыхал об этой книге, но тщательно записал ее название в свою кожаную записную книжку. Когда Чарли сказала ему, что сборник баллад отправлен ею Джесси Дику во Францию, на его лице появилось весьма странное выражение.
Когда миссис Пейсон услыхала обо всех этих новостях – а она неизбежно должна была все знать, – взгляд ее немножко затуманился.
– Он был у нас только раз со времени отъезда Лотти, только один раз. И я не могу осуждать его: Лотти его просто третировала. Но почему это он так зачастил к вам?
– Видишь ли, Генри и он… – неуверенно начала Белла.
Тетя Шарлотта прервала молчание, в которое она теперь все чаще и чаще погружалась.
– Да, конечно, Генри теперь ни в чем так не нуждается, как в конфетах, розах, театральных билетах и тому подобных штуках!
В ответ на эти знаки внимания и оценив их, Кемпы пригласили Бена Гарца к обеду. За последнее время у них очень редко кто обедал. Белла очень постаралась, и обед вышел восхитительным, словно специально для искушения аппетита Бена, привыкшего к ресторанной еде. Теперь он сделался большим гастрономом, как случается с любящим поесть человеком, которому доступны любые изобретения кулинаров.
После обеда он и Генри заговорили о делах.
– Сигару, Генри?
– Спасибо, я теперь не курю такие крепкие сигары. Они мне не по вкусу. Попробуйте одну из этих.
Бен взял ее, осмотрел, сунул в карман жилета и закурил свою. Попыхивая ею, он покосился на Генри сквозь облако дыма.
– Ну, Генри, как вы думаете, продержитесь еще некоторое время, а? Дела ваши могут еще круто повернуться.
– То есть как это – круто повернуться?
– Повернуться к лучшему. Я не говорю – сейчас. Но я хочу сказать… это касается дела, которым я занимаюсь. Мы знали, что это большая штука, но понятия не имели, во что оно на самом деле выльется. Оказалось, нечто колоссальное! Ну и вот, нас, по сути, только двое – я и Дибли. Бек же очень стар, ему скоро стукнет семьдесят. Дибли молодчина, но не годится для торговли. Он не умеет сходиться с людьми. Носит, знаете, свое пенсне на черной ленте и вечно говорит о восточных штатах, откуда он родом, а оптовикам нашим это действует на нервы…
Есть у вас капиталец, Генри? Речь, конечно, не о том, чтобы нам нужен был капитал, вы понимаете. Конечно, нет! Но нам нужен человек с мозгами, опытный в торговом деле и общительный. У меня есть и то, и другое, и третье качество, но не могу же я поспеть всюду!
Словно по мановению волшебной палочки, лицо Генри Кемпа ожило, дряблые щеки налились, вместо желтизны – следствия уныния и упадка духа – заиграл бодрый румянец.
– Послушайте, Бен, погодите… Вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать, Кемп… пока!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75