Белла была в спальне. Открывая своим ключом парадную дверь, Генри всегда вопросительно насвистывал один и тот же мотив в две или три нотки – своего рода супружеский сигнал, обозначавший: «Ты дома?» В дни младенчества Чарли всегда устремлялась на неуверенных еще ножках по длинному коридору на звук этого сигнала. И хотя он с нежностью подхватывал ребенка на руки, целовал он всегда сначала жену. Правда, Белла не всегда бывала дома. Она вовсе не принадлежала к числу тех жен, которые считают своим долгом неизменно встречать своих повелителей, когда те, усталые, возвращаются с работы домой. Часто из-за какого-нибудь концерта, или утренних визитов, или затянувшегося бриджа она не поспевала к возвращению домой ее мужа. Тогда вопросительный сигнал сиротливо звучал в пустой квартире и Генри приводил себя в порядок к обеду, прислушиваясь, не раздастся ли щелканье замка входной двери.
И сегодня он засвистел как обычно. Но с каким усилием складывал он губы в трубочку, чтобы издать звук, бывший раньше таким веселым!
– Ау! – ответила ему Белла.
Впервые за годы их супружества он пожалел, что она дома. Он вошел в спальню – большую изящную комнату, выдержанную в розовых тонах. Белла стояла перед зеркалом и, подняв руки, поправляла прическу. Она улыбнулась ему в зеркале:
– Ты сегодня рано пришел!
Он подошел к ней, обнял ее за плечи, поцеловал в губы. Генри Кемп все еще был влюблен в свою женушку. В этом поцелуе слились и страсть, и страх, и вызов, и протест против ударов жестокой, преследовавшей его теперь судьбы. Он посмотрел на эту все еще хорошенькую женщину, и рука его сильнее сжала ее, и снова он крепко поцеловал ее, словно это поддерживало его и придавало ему силы.
– Генри! – Она высвободилась из его рук. – Посмотри на мои волосы!
Он посмотрел на них, потом на их отражение в зеркале, на ее лицо, круглое и розовое, на свое лицо рядом с ней. Контраст поразил его – таким желтым и исхудавшим казался он рядом с ней.
Он потер рукой щеки и подбородок.
– Черт возьми, вид у меня скверный!
– Тебе нужно побриться, – небрежно бросила Белла и отвернулась от зеркала. Он схватил ее за локоть и посмотрел ей прямо в глаза. Лицо его было искажено болью.
– Белла, нам нужно выбраться отсюда!
– Выбраться ох… то есть как?
– Наш контракт заканчивается в мае. Все равно нам пришлось бы тогда выехать. Но сегодня я говорил с неким Личем, участником фирмы «Девид, Андерсон и компания». Они заработали кучу денег на военных поставках. Его жена ищет квартиру приблизительно таких размеров и в этом районе. Им можно передать наш контракт.
– Сейчас? Немедленно?
– Да. Мы можем снять квартиру поменьше. Мы… мы должны на это пойти, Белла.
Она с ужасом огляделась. Это был взгляд, вобравший все детали комнаты, словно она видела их в первый раз. Таким взглядом смотрят на любимую вещь, которую вот-вот вырвут из рук. Это была роскошная комната, с шелковыми покрывалами на кроватях и розовыми занавесями. Комната капризной, любящей роскошь женщины. Обстановка Беллы была так же изысканна, как и ее костюмы. Кровати были из великолепного темного ореха – настоящие произведения искусства. Лампочка между кроватями светила тем мягким, сдержанным светом, какой нужен, чтобы чтение на ночь убаюкивало, а не возбуждало. На столике почти беззвучно тикали маленькие часы тончайшей французской эмали.
Ужас стоял в глазах Беллы, когда она перевела взгляд от всех этих вещей на мужа.
– О, Генри, неужели мы не можем еще немного продержаться! Война не может долго тянуться. Все говорят, что она скоро окончится, – может быть, весной…
Она забыла, что только что сама убеждала Чарли в том, что войне не будет конца!
– Это необходимо, Белла. Сколько она продлится, никто не знает. Мне страшно жаль выезжать отсюда. Но приходится, вот и все…
– А как насчет Бена Гарца? Ведь он обещал принять тебя в свое дело – в свое блестящее дело?
– Он не обещал, а так, только намекнул. Большой болтун этот Бен!
– Но он говорил серьезно. Я в этом уверена, уверена!.. – Ее вдруг поразила одна мысль. – Сколько времени прошло с тех пор, как он говорил с тобой? С тех пор, как он в последний раз упомянул об этом?
– Да не меньше трех недель, во всяком случае.
Она быстро высчитала. С того дня, как они завтракали у Блекстона и Чарли обошлась с ним так сурово, прошло три недели. Эту мысль она на время затаила в уме, как бы оставила про запас.
– А не могли бы мы на время передать кому-нибудь квартиру со всей обстановкой? Я готова сдать ее надежным людям.
– С обстановкой? Что это даст? А мы где будем жить?
Об этом она тоже подумала.
– Мы можем на некоторое время перебраться к маме. У нее в доме много места. К нашим услугам весь третий этаж. Там мы могли бы переждать, пока все утрясется. Сколько семейств…
Но в ответ на ее слова он крепко сжал челюсти, и нижняя слегка выдвинулась вперед – она редко у него видела такое выражение лица, но тем не менее хорошо знала. Оно означало: «Все, стоп!»
– Нет, Белла! Я, быть может, и разорен, но пока еще не до такой степени. Я еще могу дать кров своей семье. Может быть, он будет не таким, к какому мы привыкли, но зато я создам его сам, своими руками. И если я когда-либо отпущу тебя жить к матери, ты сможешь заключить, что я действительно конченый, окончательно побежденный человек. Но только тогда, не раньше! Пойми это раз и навсегда.
Она поняла.
– Ну, что же, мой дорогой, мы сделаем то, что необходимо. Когда ты должен дать ответ Личу?
– Я отвечу ему в течение недели.
Она взглянула на него снизу вверх, широко улыбнулась, мягкой, прохладной, надушенной рукой погладила его по впалой щеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75