Тогда вся квартира наполняется его орхидеями, да розами, да конфетами от Плау. Теперь очередь этого Дика.
Бен Гарц покачал головой:
– Ах, молодежь, молодежь!
Что он хотел этим сказать, осталось неизвестным. Но миссис Керри Пейсон точно знала, что именно следует сказать:
– А кто он такой? Дик? Не слыхала такой фамилии. Кто его родные?
Белла тревожно задвигалась в кресле.
– Он поэт, – сказала она, – и очень недурной к тому же! Некоторые его вещи…
– Кто его родные? – настаивала миссис Керри Пейсон. – Ведь они-то не поэты, а?
Тут Генри снова громко расхохотался, несмотря на предостерегающее покашливание Беллы.
– У его отца – гастрономический магазин на Сорок пятой улице. Знаешь, известные «Деликатесы Дика». Мы покупаем там все закуски. Особенно славятся его маринованные сельди. Говорят, он приготавливает их по рецепту, передаваемому в семье из поколения в поколение. Предки его были, кажется, голландцами, и вот почему…
Но миссис Пейсон узнала уже довольно.
– Ну, Белла, могу сказать, ты зашла слишком далеко с этой пресловутой свободой, которую дала Чарли. «Деликатесы Дика»! Вероятно, поэт продает селедки за прилавком? И дает вам, вероятно, лишнюю ложку огурцов, когда вы…
Белла поспешно перебила:
– Он, мама, не бывает в магазине. Его родители очень состоятельные и приличные люди. Понятно – весь Гайд-парк покупает у них деликатесы для званых вечеров.
– Его мать – очень изящная женщина, – вставил Генри. – И к тому же умница. Сама ведет все дело, как я слышал. Старик Дик немножко мечтатель. А мечтательность – неподходящее качество для хозяина гастрономического магазина.
– Зато это походящее знакомство для Чарли с ее новейшей подготовкой, – мрачно заметила миссис Пейсон. – Не удивлюсь, если они ей поручат ветчину или сыры.
– Что вы, мама, ведь Чарли еще ребенок… Не стоит вам огорчаться, – заметил Генри Кемп.
Белла заговорила несколько обиженно:
– Он даже не живет дома, а снимает комнату недалеко от университета. Он любит своих родителей, но не чувствует симпатии к их ремеслу. Его стихи регулярно печатаются в журнале «Поэзия», а туда принимают только лучшие вещи. Он окончил колледж, не получая ни цента из дому. И, – торжествующе закончила Белла, – весной он выпускает книгу стихов.
– Ха-ха! – весело засмеялся было Генри, но быстро спохватился, разглядывая тлеющий кончик своей сигары. – Понимающие люди говорят, что стихи у него чертовски хорошие. Странные, но хорошие. Я прочел одно из его стихотворений. В нем говорится об издохших лошадях, их внутренностях и… – Генри смущенно закашлялся. – Его новая книга называется… – Тут он задохнулся от безмолвного смеха.
– Генри, ты просто ничего не понимаешь, оттого и хохочешь. Это новая поэзия.
– Его новая книга, – серьезно продолжал Генри Кемп, – называется «Белые черви».
Он обменялся взглядом с Беном Гарцем. Оба оглушительно захохотали.
Миссис Пейсон наклонилась вперед в своей качалке:
– И вы позволяете Чарли встречаться с подобным господином!
– О, мама, довольно! Давай прекратим обсуждать дела Чарли. Мистеру Гарцу это совсем неинтересно…
– О, что вы! Наоборот, очень интересно. А вам, мисс Лотта? Наша молодежь…
– Надо сказать, – начала Белла, не слушая его, – что все девчонки совсем помешались на нем и страшно завидуют Чарли. Он ей написал стихотворение, которое появилось в последнем номере «Поэзии». – Белла разом покончила с дискуссией, нервно качнув ногой: болтающаяся туфелька слетела. – О, Генри, моя туфля! Генри послушно поднял.
– И затем, они еще дети. Чарли настоящий младенец.
Миссис Пейсон с силой раскачивала скрипучую качалку.
– Ты слышала, что она сказала о пяти…
– О пяти…
– Ну, ты же знаешь, насчет пяти детей.
Последовал взрыв хохота. Тетя Шарлотта незаметно выскользнула из комнаты.
Начался неизбежный разговор о войне. Бен Гарц был из числа тех, у кого висела в конторе карта, утыканная разноцветными булавками. И пошло, и пошло! Говорят, война будет продолжаться еще годы и годы… Да нет, это немыслимо: немцы умирают с голоду… Напрасно вы этому верите, они готовились сорок лет… А как французы поразительно дерутся, кто бы мог подумать: они все такие щуплые!.. Все-таки им теперь солоно приходится… Мы вмешаемся, запомните мои слова. Мы должны были это сделать уже год назад.
Лотти сидела над вязаньем. Бен Гарц протянул руку и потрогал мягкий, упругий клубок шерсти.
– Если мы вмешаемся в войну и мне придется пойти на фронт, вы мне свяжете что-нибудь, мисс Лотти?
Лотти подняла глаза:
– Если вы уйдете на войну, я свяжу вам полный комплект: носки, рукавицы, шлем, напульсники, свитер.
– О смерть, где твое жало? – Бен Гарц закатил свои белесые глаза.
Генри Кемп больше не смеялся. Лицо его как будто вдруг постарело, щеки впали. Придя в серьезное настроение, он даже не заметил, что сигара его погасла.
– Будь покойна, Лотти: война окончится прежде, чем мы успеем в нее вмешаться.
Бен Гарц жестом выразил свое несогласие.
– Не будьте так уверены в этом. Я слышал из довольно достоверного источника, что в будущем году в это время мы уже будем воевать. Мне даже предложили ввиду этого принять участие в одном деле по изготовлению мужских часов-браслеток. И если мы вмешаемся, я войду в это предприятие. На нем можно сделать состояние.
– Мужские часы-браслеты! Настоящие мужчины их не носят. Разве только фаты!
– Да, теперь не носят, кроме инженеров, полисменов, авиаторов, солдат и прочих «фатов» в этом роде. Но говорят, что там никаких других часов не признают. Во всяком случае, если мы вмешаемся в войну, я войду в это часовое дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75