Похоже, она немного помягчела, но взгляд ее оставался настороженным.— Мистер Белсайз признался мне, что он рисковал в случае с Дэви. Я имею в виду, когда рекомендовал его к условно-досрочному освобождению. Сказал, что Дэви может оправдать доверие, а может и нет. Я тогда ответила ему, что тоже хочу рискнуть.— Зачем?— Нельзя же жить все время только для себя. Я поняла это. — Внезапно лицо ее озарилось улыбкой. — И я наверняка обожглась на нем, так ведь?— Наверняка обожглись. Белсайз говорил вам, что с Дэви?— У него затронута эмоциональная сфера, — ответила она. — Когда у него начинается помешательство, ему начинает казаться, что все мы его враги. Даже я. Хотя на меня руку он ни разу не поднимал. И вообще ни на кого до сегодняшнего дня.— Но вы можете этого просто не знать.— Я знаю, что в прошлом у него были неприятности, — сказала она. — Но я хотела сделать для него доброе дело. Вы не знаете, через что ему пришлось пройти за свою жизнь — сиротские приюты, детство у приемных родителей, и везде тычки и пинки. Никогда не было родного угла, ни отца, ни матери.— Ему еще предстоит научиться держать себя в руках.— Я-то это знаю. Мне показалось, что вы начинаете ему сочувствовать.— Я действительно сочувствую Дэви, но это ему не поможет.Он играет во взрослые игры с молоденькой девушкой. Он должен вернуть ее. Родители девушки могут упечь его за решетку, и тогда из тюрьмы он выйдет почти в пожилом возрасте.Она в отчаянии прижала руку к груди.— Мы не можем этого допустить.— Куда он мог поехать с нею, миссис Смит?— Не знаю.Она осторожно почесала пальцем свою крашеную голову, встала и подошла к широкому окну. Она стояла спиной ко мне, ее фигура откровенно просвечивала сквозь одежду как у одалиски. Океан, обрамленный темно-красными шторами, казался столь же древним, как Средиземное море, древним, как первородный грех.— Он приводил ее сюда раньше? — спросил я, обращаясь к черно-оранжевой спине.— Приводил, чтобы познакомить нас, на прошлой неделе. Нет, на позапрошлой.— Они собирались пожениться?— Не думаю. Слишком молоды. У Дэви наверняка другие планы.— Какие именно?— Я говорила вам про учебу и так далее. Он хочет стать врачом или юристом.— Пусть благодарит бога, если его вообще в тюрьму не упекут.Миссис Смит повернулась ко мне лицом, нервно потирая руки. Звук от трения был сухим и тревожным.— Что я могу сделать?— Позволить мне обыскать его квартиру.С минуту она молчала, глядя на меня с таким выражением, словно ей было трудно кому-либо доверять.— Что ж, мысль, пожалуй, неплохая.Она достала связку своих ключей, тяжело звякнувших на кольце, напоминающем браслет чересчур большого размера. Карточки с надписью «Дэвид Спэннер» на двери квартиры уже не было. Это вполне могло означать, что возвращаться сюда он больше не собирался.Квартира состояла из одной комнаты с двумя кроватями, выдвигающимися под прямым углом друг к другу. В обеих кроватях спали, так и оставив их неубранными. Откинув покрывала, миссис Смит тщательно осмотрела простыни.— Не могу определить, вместе они спали или нет, — сказала она.— Думаю, что да.Она обеспокоенно посмотрела на меня.— Раз кобылка несовершеннолетняя, то за это его могут посадить, да?— Конечно. А если он увезет ее куда-нибудь против ее воли или если она захочет уехать от него, а он применит силу...— Знаю, это называется похищением. Но Дэви ни за что так не поступит. Она ему очень нравится.Я открыл шкаф. Он был совершенно пуст.— Вещей у него немного, в смысле одежды, — пояснила миссис Смит. — К одежде и тому подобным вещам он безразличен.— А к чему небезразличен?— К машинам. Но как освобожденному условно, водить ему не разрешается. Думаю, это одна из причин, по которой он связался с этой девушкой. У нее есть машина.— А у ее отца — ружье. Теперь оно в руках у Дэви.Она повернулась ко мне так резко, что подол платья взметнулся вверх.— Об этом вы ничего не говорили.— А почему это столь важно?— Он может кого-нибудь застрелить.— Кого-нибудь конкретно?— Кого-нибудь конкретно он не знает, — глупо ответила она.— Это хорошо.Я тщательно обыскал квартиру. В маленьком холодильнике на крошечной кухне я обнаружил молоко, нарезанную ветчину и сыр. На письменном столе, стоявшем у окна, лежало несколько книг: «Пророк», книги о Кларенсе Дэрроу и об одном американском враче, построившем больницу в Бирме. Негусто для того, чтобы начинать расследование.Над столом был прикреплен список, содержащий десять заповедей, начинающихся с «Не...». Они были каллиграфически выведены, я сразу узнал почерк Дэви:" 1. Не води машину.2. Не выпивай.3. Не засиживайся допоздна: ночь плохое время.4. Не посещай злачных мест.5. Не заводи друзей, как следует не узнав их.6. Не ругайся нецензурно.7. Не употребляй в речи грубых и жаргонных словечек.8. Не сиди без дела, размышляя попусту о днях минувших.9. Не дерись.10. Не сходи с ума и не вспыхивай к людям неукротимой враждой".— Теперь видите, что это за парень? — раздался у меня за плечом голос Лорел. — Хочет по-настоящему исправиться.— Вы его любите, не правда ли?Она ответила уклончиво:— Вам бы он тоже понравился, узнай вы его поближе.— Возможно. — Перечень самоограничений Дэви был в известной мере трогательным, однако я читал его под другим углом зрения, нежели Лорел. Юноша начинал познавать себя, и то, что открывалось его взору, было ему не по душе.Я обыскал письменный стол. В нем не было ничего, за исключением скомканного листа бумаги в нижнем ящике. На листке чернилами был грубо набросан план то ли ранчо, то ли крупной усадьбы. Еще не устоявшимся девичьим почерком были нанесены обозначения: «главное здание», «гараж и кв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71