Она провела меня в гостиную и усадила в кресло, которое стояло прямо в золотистом отсвете заходящего солнца, бьющего в окно.— Хотите кофе?— Нет, спасибо. От холодной воды не отказался бы.Стакан она принесла мне по-светски, на подносе. Складывалось впечатление, что соблюдением таких условностей она пытается склеить свою налаженную жизнь, стремительно распадающуюся сейчас на куски. Я выпил воду и поблагодарил ее.— Где ваш муж?— Уехал по одному своему делу, — сухо ответила она.— Он, случайно, не ездил в Санта-Терезу?— Не знаю, куда он ездил. Мы поссорились.— Не хотите рассказать мне об этом?— Нет. Мне не хотелось бы никому повторять этого.В общем, обвиняли друг друга за случившуюся трагедию.Она села на пуфик лицом ко мне, закинув ногу на ногу и сцепив пальцами колени. Все ее движения были грациозны, и она вполне отдавала себе в этом отчет. Она осознанно повернула передо мной свою красивую голову с разметавшимися волосами.— Я скажу вам, из-за чего была ссора, если вы обещаете мне ничего не предпринимать.— Чего я не должен предпринимать?— Не должны предпринимать ничего, что бы остановило Кита. Это было бы предательством.— Остановить какие его действия?— Сначала обещайте.— Не могу, миссис Себастьян. Я вот что вам пообещаю: я не совершу ничего, что могло бы повредить вашей дочери.— Но не Киту?— Если окажется, что их интересы расходятся, я сделаю все, что могу, для Сэнди.— В таком случае — скажу. Он хочет увезти ее за границу.— Несмотря на внесенный залог?— Боюсь, что два. Он говорил о Южной Америке.— Мысль явно неудачная. Вернуться в Штаты ей будет очень сложно, да и ему — тоже.— Знаю. Я говорила ему об этом.— Где он планирует раздобыть денег на поездку?— Боюсь, у него в планах растратить казенные деньги. Кит уже на грани срыва. Для него невыносима сама мысль о том, что Сэнди предстанет перед судом, а возможно, и сядет в тюрьму.— Она ведь еще в психиатрической клинике, да?— Не знаю.— Так позвоните туда и выясните.Бернис прошла в кабинет, закрыв за собой дверь. Я слышал, как она говорила, но не мог разобрать слов. Когда она вышла, на ее лице застыло испуганное выражение.— Он забрал ее из клиники.— Когда?— Около часа назад.— Сказал им, куда?— Нет.— Может, он хоть на что-то намекнул вам?— Утром он говорил, что полетит в Мехико, а оттуда, возможно, в Бразилию. Но он не улетит, не сообщив сначала мне. Хочет, чтобы и я полетела.— А вы сами хотите?Она покачала головой:— Считаю, никому из нас не нужно улетать. Надо оставаться здесь и бороться до конца.— Молодчина. Правильно считаете.От моей похвалы глаза у нее зажглись, но вслух она произнесла:— Нет, если бы я была молодчиной, с нашей семьей не произошло бы этого несчастья. Все ошибки совершила я сама.— Не хотите назвать их?— Если сумеете набраться терпения и выслушать. — Она помолчала с минуту, собираясь с мыслями. — Вообще-то, не испытываю желания говорить об этом подробно. Сейчас не время, да и сомневаюсь, стоит ли говорить именно вам.— А кому стоит?— Нужно бы Киту. Он все еще мой муж. Беда в том, что мы прекратили говорить уже много лет назад. Начали игру, решив делать вид, что все у нас в порядке, даже не признаваясь друг другу в этом. Кит должен был быть молодым, шагающим вверх по служебной лестнице специалистом, а я — образцово вести дом, давая ему чувствовать себя настоящим мужчиной, что для Кита весьма трудно. Сэнди же должна была радовать нас обоих хорошей успеваемостью в школе и безупречным поведением как в мыслях, так и в поступках. И все это сводится к эксплуатации. Мы с Китом эксплуатировали и друг друга, и Сэнди, а это уже нечто совсем противоположное любви.— И все-таки повторяю: вы — молодчина.— Не старайтесь меня утешить. Я не заслуживаю этого.Но она закрыла глаза и наклонилась, приблизив ко мне лицо. Я коснулся его руками, ощущая ее губы и теплое дыхание на своих пальцах.Через некоторое время она выпрямилась. Лицо ее стало спокойнее. На нем вновь появилось гордое выражение, делающее его красивым. Она спросила:— Хотите есть? Давайте, приготовлю вам что-нибудь.— Не назвал бы это хорошей мыслью.— Почему?— Вы же сами только что сказали. Люди не должны играть, делая вид, что все у них в полном порядке.— Разве это — то, что я стала бы сейчас делать?— Это — то, что сейчас стал бы делать я. Мы должны заняться кое-чем другим.Она неверно истолковала мои слова и метнула на меня холодный вопросительный взгляд:— В самом деле?— Я вовсе не флиртую с вами. Но вынужден задать вопрос, который, возможно, смутит вас. Он касается половой жизни Сэнди.Она вздрогнула. Вскочив с пуфика, она отошла от меня в другой конец комнаты.— Насколько ваша дочь осведомлена в вопросах секса?Медленно повернув голову, она пристально посмотрела мне в глаза.— Не имею ни малейшего представления. Никогда не говорила с ней на эту тему.— Почему?— Я полагала, она узнает обо всем этом в школе. У них там есть такой предмет. В общем, я считала себя недостаточно квалифицированной для таких бесед.— Почему?Она рассерженно посмотрела на меня.— Не понимаю, почему вы столь настойчиво хотите обсуждать именно эту тему. Она здесь абсолютно ни при чем.— Люди часто отвечают мне именно так, когда речь заходит о самом главном для них в жизни.— Секс — вовсе не «самое главное для меня в жизни». Для меня он что есть, что нет. Мы с Китом... — как бы услышав себя со стороны, она осеклась.— Так что вы с Китом?— Ничего. Вы не имеете права задавать мне такие вопросы.Я подошел к ней.— Скажите мне только одно. Что произошло с Сэнди этим летом — это описанный ею случай в дневнике, который вы замалчиваете?— Вряд ли он уже имеет значение.— Все имеет значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71