– Здравствуйте.Капитан был уже тут. Бистро открыли совсем недавно, и, за исключением двух девушек, склонившихся над стаканами сока, мы были единственными посетителями.– Здравствуйте, – отозвался капитан.Я сел напротив, испытывая неловкость от того, что не знал, как мне его называть. Товарищ капитан или пан Грешный? Вдруг он не хочет, чтобы к нему здесь обращались «товарищ капитан»? Из затруднения меня вывел официант. Смерив меня испытующим взглядом, он безучастно сказал:– Слушаю вас.– Кофе, – попросил я.– И вам еще кофе, товарищ капитан?Одну чашку он успел уже выпить.– Нет, хватит. – Капитан оглянулся на девушек. – Дайте мне тоже сок.Официант отошел, а я не сдержался и отпустил замечание:– При вашей-то профессии… Странно, что вас здесь знают.– Гм, – произнес Грешный, – я работаю в розыске пятнадцать лет, а этот официант здесь, должно быть, еще больше. Прага невелика, молодой человек.– Да я так, – пожал я плечами и оглядел капитана. На сколько он тянет? Лет на сорок, может, на сорок с небольшим. Он хорошо выглядит, а я – не так уж и молодо.Я ждал, когда он начнет. Капитан помедлил, пока официант, принеся и поставив перед нами заказанное, не ушел.– Итак, – приступил он к делу, – вам ничего не пришло в голову, вы ничего не вспомнили и незачем было звонить мне.– Именно… – А ведь я собирался позвонить ему уже в воскресенье вечером. Насчет песни «День как любой другой». И насчет Бонди. Хорошо, что мне отсоветовала моя бывшая жена. Уличили-то Колду!– Ну а мы времени даром не теряли, – продолжал капитан, – и кое-чего добились.Он помолчал и пристально посмотрел мне в глаза. Сейчас скажет, спокойно ожидал я. О Колде.– В понедельник я допрашивал молодых людей из оркестра Черной.– Знаю, – не удержался я.Грешный поднял брови:– Значит, и вы не потратили вчерашний день впустую.Я улыбнулся. Знал бы он, как я его потратил!– Так вот, мы кое-чего добились, – хмуро повторил капитан. – Вы же больше не можете добавить ничего интересного, не так ли?Я не понимал, зачем он опять возвращается к моим показаниям.– Так, – подтвердил я.– А как вы относитесь к Богуславу Колде? – вдруг выпалил капитан.Вот оно! Наконец-то! – подумал я с облегчением, подыскивая подходящий ответ.– Не то чтобы мы большие друзья. – Я изобразил улыбку. – Вам небось известно – почему.– Да, – кивнул капитан. – У Черной были причины расстаться с вами.Ясно, куда клонит Грешный. Вступать с ним в прения относительно причин и следствий сейчас не стоит.– Из-за пана Колды, так?– Помимо всего прочего, – ответил я.– А вы, разумеется, ревновали…– Скорее злился, – осторожно уточнил я, – а вы бы на моем месте не злились?– Это вопрос формулировки, – заявил капитан, – я бы, например, ревновал.– Пусть будет так, – согласился я, – если дело лишь в формулировке, то можно считать, что я ревновал.– Тем самым в вашем отношении к Черной, гм… появился новый оттенок.– Да нет, – покачал я головой.– Как это нет?! – возмутился капитан. – Уж коли мы строим из себя психологов-дилетантов, так не внушайте мне, что, когда она сошлась с Колдой, а вам был дан от ворот поворот, вы ее за это стали любить еще сильнее.– Я так не говорил, – возразил я.– Еще бы, – сказал капитан, – да вы ее должны были люто возненавидеть. Признайтесь, пан Бичовский…– Не возьму в толк, зачем к этому снова возвращаться, – ответил я неохотно. – Я рассказал вам все о наших с Зузаной взаимоотношениях. Все как было. Почему же сейчас…– Эти два дня мы не сидели сложа руки, пан Бичовский.– Знаю. И еще знаю, что вы посадили Колду. Почему же…Капитан меня перебил.– Вас кто-то разыграл, молодой человек… Пана Колду мы вовсе не посадили, как вы это называете. Наоборот!– То есть как наоборот? – непонимающе пробормотал я.– Допейте свой кофе, – сказал капитан, – время – чрезвычайно драгоценная вещь, а нас с вами ждет еще масса дел. Вам известно, что такое очная ставка?Допив кофе, я почувствовал, как сжался мой желудок, и извлек из кармана сигарету.– Не стоит, – остановил меня капитан. – Расплатимся. У меня в кабинете тоже есть пепельница. 18 Мы с Колдой сидели почти рядом на стульях, капитан – напротив, за столом, а у окна, возле низкого столика, склонился над машинкой верзила, который снимал с меня показания в ночь с субботы на воскресенье.– Продолжайте, – произнес капитан, обращаясь к Колде.На Богоуше не оказалось полосатой одежды, к которой не положен галстук. Он был хорошо выбрит, опрятен и одет с присущей ему продуманной элегантностью.– Это, собственно, все, – сказал Колда и виновато поглядел на меня. Я снова увяз по самые уши. Колда показал, что после ухода Бонди он оставался у Черной примерно полчаса и около семи тоже ушел. И если бы только это…– Ну, что скажете, пан Бичовский?Что мне сказать! Кошмарнее всего то, что Зузана, по словам Колды, попросила его остаться. На весь вечер. Дожидаться моего появления. Якобы боялась быть со мною наедине. И это мог подтвердить Бонди. Она сказала это еще при нем. Как там вчера вечером говорил Гертнер? Женщины – темные лошадки.– Но это же полнейшая бессмыслица, – возразил я беспомощно. – В субботу я вам выложил все начистоту.– И только по рассеянности забыли упомянуть, что Черная вас боялась!У Колды, по мнению капитана, было безупречное алиби. Начиная с семи и вплоть до полуночи. Три человека, на которых он сослался, допрошенные поодиночке, не преминули засвидетельствовать это. Потому Колду и задержали в понедельник допоздна. Проверяли его алиби.– Я не мог у нее остаться, – понурясь, говорил Колда, – то есть если бы знал…– Причем Черная, очевидно, имела какие-то основания для страха, – повернулся ко мне капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49