– Вот ведь нервные люди пошли! – Бубеничек опять вернулся на стул рядом со мной.– И не говори, – кивнул я. – Однако дорого им обходится такая нервозность!Бубеничек улыбнулся.– Этот пижон посулил мне нож в спину. В следующий раз.– Тебе это, наверное, уже многие сулили?Бубеничек засмеялся:– Да уж, наобещали порядком.– Ты мужик хоть куда.– Иди ты к черту, Честик.– Да ладно, – сказал я, – я пошутил.Бубеничек озабоченно поглядел на компанию в противоположном конце бара, в которую входили крепыш, побитая девица и еще несколько типов.– Ты их знаешь?– Меня уже пани Махачкова спрашивала – нет, не знаю, – покачал я головой.– Не люблю новых людей, – пожаловался Бубеничек. – Старею, наверное. И что-то тошно все…– С чего это?– Да погода гнусная. Мне осенью всегда тошно. Не люблю зиму.– Понятно.Компания напротив собиралась уже расплатиться. Девица отгоняла назойливого крепыша, который пытался подать ей пальто.Я посмотрел на часы:– Наверное, никто не придет, а?– Куда они денутся? Да вот, пожалуйста, – слегка наклонившись. Бубеничек вслушивался в шум на лестнице. Они уже спускались…Бубеничек встал и дружески приветствовал ребят, а я, сидя к ним спиной, уткнулся в пустую рюмку.– Еще, Честик?Я кивнул, и пани Махачкова запустила руку под стойку. К своим завсегдатаям и знакомым она проявляла крайнее радушие. Это только посторонним да еще иностранцам случалось иногда – особенно при слабом наплыве посетителей – довольствоваться одним лишь красным французским или белым мозельским.– Не может быть, – рука, принадлежащая обладателю глубокого баса, похлопала меня по плечу.– Привет, – сказал я.Это был Бонди.– Кто бы мог подумать, – скорбно продолжил толстый менеджер и тяжело вздохнул.– Салют, – сказал Добеш.– Гляди-ка, Бичовский, – заголосил Милонь Пилат, соперник Зузанки по части зрительской любви и певческой славы.Я машинально заметил, что при появлении Пилата компания, которая совсем было собралась уходить, застыла на месте, в первую очередь, конечно, ее женская половина, и вскоре пальто как-то сами собой снова оказались на вешалке.Пилат был мой ровесник. И десять лет назад считался между знатоками звездой рока. Теперь же он пожинал славу, исполняя немудреные шлягеры, та-да-да-да-а и все такое. В отличие от Зузанки Черной Милоню на его крутой дороге вверх пришлось изрядно попотеть. Кроме этих троих, из спутников Бонди я знал еще Кодыша, музыкального редактора на радио, фолк-певицу Крутову, необычайно умную и уродливую девицу, и Томаша Гертнера.– Привет, а я думал, ты будешь с Анди. Он ведь к тебе помчался. – И я повернулся к Бубеничеку, который что-то нашептывал в мясистое ухо Бонди.Томаш в ужасе воздел руки.– Не надо о нем, прошу тебя. Я избегаю его изо всех сил, а этот псих меня везде преследует. Вы незнакомы?Рядом с Томом стоял седеющий щеголь в безупречного покроя пиджаке, рубашке в мелкую синюю и белую клетку и с лиловым платком вокруг шеи.– Это мой новый шеф.– Славик, главный редактор «Подружки».– Честя Бичовский, мой старый друг, – представил меня Гертнер.– А это моя жена. – Щеголь выловил из кружка, обступившего Пилата и Бонди, экзотически размалеванную красотку. Я решил, что эта парочка должна быть идеальной супружеской четой, если только красотке не мешает небольшая разница в возрасте. Лет эдак в тридцать.– Славикова, Богуна, – послышалось из-под грима и пудры, – очень приятно.Тон, каким были сказаны эти слова, оказывал то же действие, что анестезия у стоматолога. В кабинете вы ничего не ощущаете, а дома лезете на стенку. Она подала мне руку, и ее пожатие было подобно мине замедленного действия.– Би… Бичовский, – покраснел я.Нет, товарищ главный редактор вряд ли счастлив в браке – разве что страдает старческим маразмом и катарактой.Я заметил, как подмигнул мне Том.– Старый друг, новый шеф, – бодро вещал он, заполняя опасную паузу, когда я медленно и не без труда высвобождал свою руку из ладони пани Богунки. – Это знакомство надо отметить.Славик улыбнулся, кивнул, и мы сели. Нет, слеп он явно не был: жену вклинил между собой и Томом.– Честик, можно тебя на минутку? – остановился возле меня Добеш.– Да, – я поднялся со стула и заметил, что Бубеничек и Бонди исчезли.– Что это ты? – спросил Том и показал на мою наполненную рюмку.– Пока ничего. Я скоро приду, ладно? – улыбнулся я супругам Славиковым.Славик дружески кивнул, а Богуна прошептала: «Приходите». Так обольстительно это не выходило даже у Шарон Тэйт в известной комедии Поланского из жизни вампиров.– Пошли к Бонди, – озабоченно сказал Добеш, – чтобы нам не мешали.– Гм, – буркнул я.О Зузане пока не было сказано ни слова. Но в кабинете нас ждал Бонди, и вышибала наверняка сообщил ему какую-то очень грустную весть, потому что лицо Бонди странным образом напоминало жабу.– Так вот, – начал Бубеничек, – ты, кажется, хотел пообщаться с ребятами?Я снова хмыкнул. Добеш тер себе лоб, а Бонди свирепо сохранял все то же нечеловеческое выражение лица.– Меня допрашивали еще в субботу, – заговорил я, – вы ведь, наверное, знаете, что это я нашел Зузану?Добеш перестал тереть лоб и кивнул.– Ну а вас допрашивали сегодня, так? – Я вопросительно взглянул на Бонди.Но Бонди не реагировал; он продолжал гипнотизировать меня своими выпученными глазками, и ни один мускул не дрогнул на его лице, как будто это была маска мумии.– Да, – вынужден был отозваться Добеш, – нас туда сегодня вызывали. Всех.– Всех?– Ну, всех ребят из ансамбля, – объяснил Добеш. – Это кошмар, сплошной кошмар.– Иди ты к черту, – усмехнулся я, – вот я бы тебе мог порассказать…– Постой, – прервал меня Бубеничек, – тебе и невдомек, что имел в виду Добеш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49