Мусорный бак служит столом, и это уже настоящий бак, который мим «вырвал» из экрана. Девушка счастлива, но все-таки ей чего-то не хватает. И мим, чувствуя себя хозяином, понимает, чего. Он снова поднимает цветок, который обронил вначале, и ставит его в вазу. На мгновение, всего на одно мгновение, цветок становится настолько пышным, что, стоя посреди стола, мешает этим двоим смотреть в глаза друг другу.Но вот они вылизывают тарелки. А дальше? Что дальше? – страстно допытывается у девушки мим. И тут девушка пугается. Который час? Мим достает свою луковицу, явственно слышится тиканье, маленькая и большая стрелки постепенно совмещаются, а секундная подползает к двенадцати. Мим держит часы перед собой, циферблат виден на экране: ровно полночь – и раздается мощный взрыв. Адская машина, а не часы! Картина гибнущего города. Мим с девушкой в испуге падают на колени. А потом на экране начинают мелькать изображения вещей, которые выброшены взрывом из мусорных баков. Старый башмак, оббитая кружка без ручки, ржавая консервная банка, вилка с выломанными зубьями, смятый комок газет, картофельные очистки, испорченный бритвенный прибор, выпотрошенная игрушка, безрукая кукла с глазами из бусинок. Девушка в ужасе убегает. Проектор высвечивает знаменитый кадр из эйзенштейновского «Броненосца „Потемкина"»: коляска, катящаяся по лестнице. И тишина. Мим все еще распростерт на земле, один, без девушки, которую он угостил царски щедрым ужином. Он тянется за цветком, который стоял в вазе посреди праздничного стола. Жалкие останки цветка, который, увы, уже не пахнет и не цветет! Но мим не верит в это. Он поднимается, и на экране вспыхивает картинка Длинной исчезающей вдалеке дороги. Микроскопический человечек в начале пути. Черный силуэт смешного существа, по-утиному шагающего с цветком в руке.По ходу пантомимы в зале то и дело слышался смех и аплодисменты.– Я все прикидывал, – наморщил лоб Бридлер, – какими должны быть эти часы. Будет это луковица или, скажем, строгий хронометр. Теперешние наши часы меня отпугнули своим примитивным практицизмом, понимаешь? Я не мог бы с уверенностью утверждать, что понял его, и наугад ответил:– Луковица давала людям чувство надежности, покоя, радости – словом, рождала ощущение солидного мира буржуа.– Буржуев, – поправил меня довольный всем остальным Бридлер, – это я и имел в виду.Больше мы сказать друг другу уже не успели: одновременно подкатили три такси.Я ехал домой, и дорогой меня обуревали невеселые мысли. Например, такая: есть люди, которые знают, что делают. Эти люди бывают биты, но они борцы. А есть люди, которые плывут по течению… Я именно такой пловец. Но мне это не по нутру. Уже перед самым своим домом я подумал: нет, это еще не все, что жить, мол, надо… Это неправда, что жить надо уметь. Правда в том, что надо жить хотеть. Хотеть чего-то и знать, зачем. Впрочем…От хмурых возвышенных мыслей меня отвлек таксист:– Значит, так: девятнадцать крон да за ночное время три кроны, всего двадцать две.– Эка хватили, – сказал я, – двадцать две кроны с Малой Страны на Петршины.– Вы что, контролер? – уставился он на меня красными колючими глазками.– Нет.– Так гоните деньги – и можете записать мой номер! Плевать мне…Я поспешил заплатить и выскочил из машины. 24 Я проснулся под «Wasserstand an der Elbe». Уровень воды в Эльбе (нем.).

Вчера перед сном забыл выключить радио. Я сполз с дивана и по дороге в ванную выслушал еще и сводку погоды на сегодня.Открыв банку грейпфрутового сока, разбавил его водой и нарезал хлеб для гренков. Не успел покончить с завтраком, как зазвонил телефон. Пришлось приглушить радио, которое от прогноза погоды перешло к передаче для детей. Более того, для самых маленьких. Это была леденящая кровь сказка о пряничной избушке, и садистка баба-яга визжала так, что трудно было расслышать собственный голос.– Бичовский, – сказал я.– Вы уже встали или я вас опять вытащил из постели?Сегодня я уже не гадал, кто это звонит.– У меня для вас интересные новости, – сказал капитан. – Думаю, они вас обрадуют.– У меня тоже найдется для вас кое-что интересное, – отозвался я, – когда мне подъехать?– Гора не всегда сама идет к Магомету, бывает, что Магомет идет к горе. Буду у вас через пять минут. Звоню из дома.– Этой горе пора бы свалиться с моих плеч! – пошутил я.– Неплохо, – засмеялся Грешный, – с вами не соскучишься. Покуда я добираюсь, заготовьте анекдот посмешнее.Ровно через пять минут он позвонил в дверь. Я между тем успел только застелить диван и убрать остатки завтрака.– А у вас тут мило, – огляделся капитан. – Разуться?– Не обязательно.Я поставил на газ чайник.– Кто начнет – я или вы?– Вы, – сказал капитан и удобно уселся в кресле, – мне больше нравится слушать.Я пересказал свой вчерашний разговор с Богоушем Колдой. О Бонди и о Зузаниных словах насчет ее страха передо мной. Почти все выложил капитану, умолчав только о Зузанином заграничном контракте. Один подозреваемый лучше, чем два, а кроме того… Они сами наверняка дознаются.– Так-так, – покивал головой капитан, когда я кончил. – Кстати, вода, должно быть, давно кипит.Я побежал в кухню. Вернувшись с чаем и кофе, обнаружил, что капитан раскрыл на коленях блокнот и что-то быстро пишет.– Ну-с, – сказал Грешный, захлопывая блокнот, – все это очень интересно, пан Бичовский. У меня тоже есть Для вас интересная новость… или даже две, – капитан сгладил улыбкой свою запинку. – Сперва о том, что касается вас.Я отпил кофе, поглядывая, не дрожит ли рука, в которой держу чашку. Нет, не дрожит.– Оказывается, есть свидетели того, как в субботу вы вернулись сюда, а потом ушли из дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49