– А когда вернулся?– О тебе мы больше не говорили. Бонди наигрывал на фоно ту твою песню, а Зузана пела.– И они записали ее на магнитофон.– Может быть, – сказал Колда, – я не знаю, я читал. Но очень может быть, потому что еще в «Беседе» Бонди обещал Добешу, что он это потом сможет послушать.– Но запись оставил у Зузаны, – отметил я вскользь, скорее для себя. – А дальше?– Ну, Бонди ушел, а я…– А вы с Зузаной занялись любовью, – помог я Колде выйти из затруднения.– Верно, – целомудренно опустил глаза Богоуш. -Потом я тоже ушел.– А пока ты был у Зузаны, не звонила она кому-нибудь? Понимаешь, Богоуш, я вот что подумал: раз она меня боялась и не хотела остаться со мной наедине, может, позвала кого-то еще?– Нет, не звонила она, – покачал головой Колда, – пока я там был – не звонила.– А не вышло ли у нее с кем-нибудь в последнее время ссоры или, скажем, скандала? Ведь у того, кто это сделал, должна же быть, черт побери, причина!– Не знаю, – Колда выглядел потерянным, – насколько мне известно – нет.Внезапно его осенило:– А знаешь, Честмир, кажется, нам так все время и придется ходить в подозреваемых!– Ясное дело, – сказал я скептически. – У тебя хоть есть твердое алиби на время после семи вечера.– Это верно, – покраснел Богоуш.– Слушай, а что это за алиби?– А разве тебе капитан не сказал? – Лоб Богоуша покрылся капельками пота.– Не-ет.– Ну, я это… Зузане сказал, что буду в «Ротонде», и если что, так она туда может позвонить… но в «Ротонде» не был… я… нет, капитан тебе и впрямь не говорил?– Да нет же, он сказал только, что твое алиби подтвердили трое. И что это алиби – с семи до полуночи.– Я был у Пилата, – выдавливал из себя Колда, – мы договорились… устроить вечеринку…До меня понемногу стало доходить. О бурной личной жизни Милоня Пилата ходило множество темных легенд.– А ваши… гм… дамы – кто они?– Одну ты должен знать. Это Богунка.– Славикова?!– Мне… – Богоуш сглотнул, – мне очень стыдно, поверь, Честмир!– Знаешь, что я о тебе думаю?То-то бы ликовал сейчас Томаш Гертнер! Гнусный тип. Таков был его диагноз.– Честмир! – взмолился Богоуш.– Ладно, – устало сказал я, – а о Зузанином заграничном контракте ты ничего не знаешь?– Ничего, – воспрянул Колда, обрадованный переменой темы. – А что такое?Он явно не притворялся. А я с огорчением подумал, что и сам мало что знаю. И забыл спросить у Геды – может, она что выведала?– Да так, ничего.– Ну, Честмир, твою руку в знак того, что ты больше не злишься!Но рука Колды повисла в воздухе, в полосе отчуждения, отделявшей меня от него. Это было выше моих сил. 22 – С тех пор как у вас на шее оказалось это убийство, вы что-то приуныли, мальчики, – цинично подкалывал нас Добеш.Мы сидели в зале, где еще не отзвучали аплодисменты в адрес завершившего свое выступление Бридлера. Сигаретный дым в снопах света, заливавшего подмостки, создавал душную фиолетовую завесу. За этой завесой кланялся мим. Рядом с нами остановился Крапива.– Ну, ребята, что скажете?Я понимал, что его вопрос относится не к выступлению Бридлера, а к реакции публики.– Хорошо, – сказал я, – просто предел мечтаний.Детишки в зале едва не отбили себе ладони.– Пусть после этого скажут, что такого не бывает.– Бывает, – Вашек польщенно заулыбался, попыхивая трубкой, – еще как бывает!Добеш и Колда не возражали. На сцене меж тем появились ведущий Коубек и его коллега Мертлик. Эта пара выделялась на фоне диск-жокеев типа Анди Арношта своей интеллигентностью. Шоу любой ценой не было их целью. Они без суеты вели свою юную публику, которой годились чуть ли не в отцы (в отличие от кудрявого Кубы Коубека Мертлик даже щеголял солидной лысиной), туда, куда считали нужным. И куда считал нужным Вашек Крапива. И Бридлер. Мне это было по душе. Они выдумали для дискотеки веселое название «свистопляска». И этот термин постепенно входил в обиход. Свистопляска – это встряскадуш и тел, и наш дуэтей дает зеленый свет… «Букашку» осветили попеременно загорающиеся огни цветных ламп, и молодежь мигом вскочила с мест. А Мертлик и Коубек, как нарочно, начали с Фирманова. Мне вспомнился Бубеничек:– Зузанка выступала тут как-то со стариком Фирмановым…Фирманов был родом из России. Он еще после войны пел вместе с Влахом – исключительно на английском, потому что по-чешски не умел. А потом Мертлик поставил «Эмброуз систерз». Старый, добрый свинг. За роялем – Чарли Кунц. Подростки были явно озадачены и оживились, только когда настал черед тоже в свое время шестнадцатилетнего Поля Анки и старины Билла Хейли с их «Роком вокруг часов». Тут-то они завелись, но их танцевальные телодвижения были всего лишь имитацией буги-вуги, танца, которого они вовсе не знали и знать не могли. И в моей памяти всплыл один из первых перенятых нами образцов рока того же Хейли с текстом моего, двумя годами старше, товарища Эди: Мой сладкий сон растаял вмиг:милая звонилаи поехать на пикникс нею заманила… Ну и так далее. Это играли «Спутники», едва ли не первая широко известная группа, за которой потянулись «Мефисто», «Олимпик» и все другие. Добеш ушел, и мы с Колдой остались вдвоем.– Может, пойдем к Вашеку в кабинет? – предложил Колда. – Там поспокойнее.– Давай, – согласился я.– Я тут кое-что вспомнил, – медленно проговорил Богоуш. – Добеш меня надоумил.– Это насчет чего?– Насчет Бонди.– А-а, это когда Добеш трепался про третьего в нашем гангстерском синдикате?– Ну да, – усмехнулся Богоуш.– Разрешите вас пригласить?Голос-то я слышал, да как-то не воспринял его. Он совершенно сливался с гомоном вокруг меня. Лишь после того, как вопрос был задан снова, я поднял глаза. Надо мной склонялась веснушчатая девушка, которая вчера показалась мне близнецом Марлен Жобер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49