Парацельса, его
предшественника Корнелия Агриппы, а также более ранние,
секретные работы Виргилия, величайшего мага Римской эпохи.
Обстановка в доме Фауста была скромной: простой
деревянный пол, который по утрам подметала служанка, не
покрывали ни пестрые ковры, ни узорчатые дорожки. Переступая
порог рабочего кабинета Фауста, прислуживающая ему девушка
осеняла себя крестным знамением, шепча ограждающие молитвы, и
трижды сплевывала через левое плечо, чтобы - не дай Бог! - не
случилось с ней какого-нибудь несчастья. А надо сказать, что
если вы связались с таким загадочным и мудреным человеком, как
Фауст, до беды, равно как и до Ада, рукой подать. Всякий раз,
когда служанка открывала низкую дверь кабинета, она
вздрагивала и, отступив на шаг, поспешно крестилась, заметив
на полу старательно вычерченную мелом пентаграмму - каждое
утро она тщательно стирала ее, а на следующий день рисунок
появлялся снова. Углы пентаграммы были испещрены арабскими
письменами; среди изящных букв и цифр порой попадались
странные знаки, которые не смогли бы разгадать даже масоны.
В рабочем кабинете, так же как и в остальных комнатах,
было мало мебели; каждая вещь годами стояла на отведенном ей
месте, не сдвигаясь ни на дюйм. В углу помещался перегонный
куб. В маленьком камине горел уголь - Фауст топил очаг днем и
ночью, летом и зимой, ибо все время страдал от озноба. В
комнате было высокое готическое окно, но плотные шторы как
правило были низко опущены, и дневной свет почти не проникал в
комнату - глаза Фауста привыкли к полумраку, к неяркому,
мерцающему свету очага и золотистым огонькам свечей,- около
дюжины длинных восковых свечек сутки напролет оплывали в
оловянных подсвечниках. Это были высокие белые свечи -
роскошь, по тем временам недоступная большинству краковчан.
Несколько состоятельных горожан снабжали Фауста этими
прекрасными ароматизированными свечами - в их белый воск были
добавлены мирра и травяные бальзамы, а также редкостные и
баснословно дорогие растительные эссенции, извлеченные из
самых прекрасных и душистых весенних цветов. Их благоухание
порой заглушало удушливые запахи паров ртути и других
металлов, смешанные с едкой вонью разнообразных специй
дьявольской кухни алхимика, наполнявшей рабочий кабинет.
Фауст мерил шагами свой рабочий кабинет - десять шагов в
одну сторону, к стене, на которой висел портрет Агриппы, и
десять шагов в другую, к комоду, где стоял мраморный бюст
Виргилия. Шелковая серая мантия, какие обычно носили
преподаватели университета, путалась меж тощих, длинных ног
Фауста; огоньки свечей трепетали от легкого дуновения воздуха,
когда он проходил мимо. Фауст разговаривал сам с собой - он
уже давно приобрел эту привычку, характерную для замкнутых и
одиноких людей, особенно для ученых.
- Просвещенье! Мудрость! Знание! Музыка небесных сфер!
Проникновение во все тайны бытия - от глубин самых далеких
морей до высочайших горных вершин! Возможность с уверенностью
сказать, что кушает на завтрак китайский император и что
шепчет своей любовнице король франков во тьме бесконечной
ночи, во мраке Ада! Прекрасно! Но лично для _меня_ какая от
этого польза?
Казалось, слепые глаза мраморного бюста пристально следят
за каждым движением ученого, расхаживающего взад-вперед по
комнате; возможно, легкое трепетанье пламени свечей и чуть
колышущиеся тени были причиной того, что каменное лицо ожило,
брови слегка приподнялись, а бескровные, тонкие губы римлянина
приоткрылись от удивления: сегодняшняя лекция была совсем не
похожа на предыдущие речи, которые старому магу приходилось
терпеливо выслушивать от доктора Фауста.
- О, да,- продолжал Фауст,- я знаю все это, и даже кое-
что сверх того,- он рассмеялся не без сарказма.- Я могу
уловить гармонию божественных сфер, о которых знал Пифагор. Я
вычислил координаты той самой неподвижной точки, о которой
говорил Архимед, похваляясь, что сможет перевернуть земной
шар. Я знаю, что с помощью могучих сверхъестественных сил,
повинующихся лишь посвященным, я сам могу стать рычагом,
переворачивающим землю. Всю свою жизнь я провел над книгами,
изучая тайные науки. И к чему же в конце концов меня привели
бессонные ночи, бесконечные часы, проведенные над творениями
известнейших мастеров древности, великих магов? То, что
написано в этих книгах, суть пустая болтовня о
сверхъестественном или нелепые выдумки и заблуждения. В конце
концов я обнаружил, что, несмотря на все свои знания, я не
могу избавиться даже от простого расстройства желудка или от
лихорадки, которая мучает меня по утрам. Любой деревенский
пастух, валяющийся со своей подружкой в стогу сена, во сто
крат счастливей меня, ибо уж он-то не страдает от диспепсии и,
конечно, не портит себе кровь, пытаясь разгадать неразрешимые
загадки. О, да, я снискал себе славу среди почтенных горожан и
среди тех, которые именуют себя мудрецами. Имя мое известно не
только на моей родине, но и за ее пределами. Чешский король
увенчал мое чело золотым венком, провозгласив меня одним из
величайших людей эпохи. Король французский, этот блистательный
щеголь с венцом Хлодвига на гордых кудрях, заискивал предо
мной, добиваясь моей благосклонности. Однако, к чему все эти
почести? Они не могут разогнать мою хандру и излечить болезни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142