Аникей Федорович осмотрел шитье бортовых досок, спускался в трюм, приказывал опробовать насосы, посмотрел, хороши ли блоки и другая снасть.
Все на корабле было крепко, дельно, красиво.
Толстый Григорий Строганов еле двигался, лениво переставляя ноги. Однако его холодные голубые глаза подмечали все. Люди боялись Григория больше, чем отца.
— Сколько поднимает коч? — спросил он вертевшегося около него холмогорского приказчика.
— Четыреста пудов, господине, и мореходов двенадцать, и два карбаса. А кормщиком здеся, как Аникей Федорович приказал, Молчан Прозвиков.
— Железа не много ли положил на крепость Баженов? — допытывался Григорий.
— Что ты, что ты, господине! Баженов мастер славный, дело знает. И дерево сухое поставил, и железо только на главных членах. И во льдах кораблик хорош, и на волоках легок.
— На три года кормщику запас выдай, оружие, товары и деньги для торга. На реку Обь и дальше пойдет коч.
Внизу, на берегу, послышалось церковное пение. Протопоп Иероним из соборной Преображенской церкви спешил освятить новый корабль. Крестным ходом с иконами и хоругвями, помахивая кадилом, он три раза посолоньnote 36 обошел «Сольвычегодск».
Три деревянные церкви на возвышенном берегу дружно затрезвонили в колокола.
Аника Федорович, прислушиваясь к голосам священника и дьяконов, вдыхал дымок кадильного ладана и усердно крестился. Пение закончилось. Строганов подал знак. Дюжий, с красной шеей мужик, стоявший возле крепежного бревна, ударил тяжелым молотом. Все замерли, однако бревно не шевельнулось и корабль не стронулся. Мужик вытер рукавом пот со лба и ударил второй раз: бревно опять осталось на месте.
В толпе, собравшейся возле корабля, пронесся вздох. Примета была плохая: корабль не хотел покинуть землю.
— Пустите, православные! — послышался голос, толпа молча выдавила вперед отца Феодора. Он подошел к мужику: — Без сноровки дела не сделаешь, дай-кось я.
Испугавшийся, растерянный мужик молча повиновался.
Перекрестясь, отец Феодор взял поудобнее молот, примерился глазом к дубовому клину, размахнулся. Все услышали, как звякнули деньги в монастырской кружке… Сильным ударом монах ловко вышиб клин. Бревно рухнуло наземь. Коч дрогнул, будто ожил.
— Пошел коч-то! — раздался из толпы чей-то обрадованный голос.
Корабль стронулся с места и, поскрипывая суставами, медленно поехал на катках к воде.
Толпа радостно закричала, полетели кверху шапки.
Когда «Сольвычегодск» закачался на волнах, кормщик Молчан Прозвиков отдал якорь. Течение могло отнести корабль на мель.
К корабельному мастеру Ивану Баженову, скромно стоявшему на корме, подошел Аника Федорович и стал благодарить. Он пожаловал ему сверх установленной платы первостатейных соболей на шапку и козловые сапоги.
— Хорош у тебя коч, словно из воды родился, — сказал Строганов.
— Как умел строил, — склонил голову мастер. — Не прогневайся, коли что не так.
— Да уж лучше некуда.
За Строгановым подходили остальные гости, и все кланялись Баженову, желали ему здоровья, поздравляли с новым кораблем.
Особнячком державшиеся старики с длинными седыми бородами, приглашенные кормщиком, запели заклинание:
Встаньте, государи,
Деды и бабы:
Постерегите, поберегите
Любимое судно.
Днем под солнцем,
Под частыми дождями,
Под буйными ветрами.
Вода — девица,
Река — кормилица!
Моешь пни и колодья
И холодные каменья.
Вот тебе подарок:
Белопарусный кораблик…
По старинному обычаю, пока старцы пели заклинания. Молчан Прозвиков с помощью мореходов поднял якорь, поставил паруса и обошел вокруг маленького песчаного островка. Коч хорошо слушался руля, был остойчив и быстроходен. На прежнем месте кормщик снова отдал якорь.
— Приведи-ка, Молчан, того монаха, что вышиб упоры, — приказал кормщику Строганов.
Дружинники мигом привезли на коч отца Феодора.
— На что деньги собираешь? — кивнул Строганов на железную кружку с монастырской восковой печатью.
— На каменные стены для Спасо-Андроникова монастыря.
Аника Федорович посмотрел на однопалую ладонь монаха.
— Где пальцы потерял?
— На твоей службе, господине. Кормщиком на Обь и другие реки плавывал…
— Так, так… То-то ты дело знаешь… Прозвище-то как?
— Старец Феодор, а в миру Аристарх Иванов, сын Гурьев.
— Вот тебе, отче Феодор, на монастырское строение. — Строганов опустил в кружку сверкнувший на солнце золотой. — А сейчас садись за стол вместе с гостями, отпразднуй рожество нового корабля… Посади святого отца, — обернулся он к приказчику.
У стола отцу Феодору сразу очистилось почетное место.
Аникей Строганов, закрывшись в каморе с кормщиком, обсуждал тайные дела. Молчан Прозвиков узнал, куда должен он направить свой коч, с кем вести торговлю и каким способом.
На палубе начались песни и пляски. Заголосила свирель, запел гудок. Неожиданно стихла песня, оборвалась на полуслове.
За дверью каморы раздались поспешные шаги.
— Во имя отца и сына и святого духа, — произнес чей-то голос.
— Аминь, — отозвался Молчан Прозвиков и вышел на палубу.
— Аникей Федорович, господине! — вернулся он к Строганову. — Твои люди, посланные в Аглицкую землю, у дверей. Вести недобрые.
— Зови.
В камору вошел плотный бородатый человек с повязкой на голове и низко поклонился Строганову.
— Дементий Денежкин, ты?
— Я, господине.
— Сказывай.
— Сказывать недолго. Вышли из Колы благополучно. Как прошли Северный нос, напали на лодью чужеземные люди. Множеством взяли.
— Почему же напали?
— Они говорили: «Нет вам сюда дороги. Если хотите торговать, нашим купцам товары продавайте, а они повезут в другие страны на своих кораблях…» Нас на карбас посадили, кто вживе остался, а лодью с товаром захватили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144