— Помиришься с московским князем, он Литву извоюет, Киев возьмет. Станет города по Днепру ставить, — густым голосом произнес огромный татарин Улан Ахмамет.
— Он тебе поминки дает, чтобы короля Жигимонда извоевать, а когда короля извоюет, и нашему юрту от него конец. Московский и казанцам шубы дарил, а после взял Казань и Астрахань. Велики ли его поминки? А доходит ему сейчас от Астрахани на день по тысяче золотых.
Татары зацокали языками, закачали головами.
— Думали мы с царевичами твоими, — вступил в разговор ханский советник мурза Мансур, татарин с голым остроконечным черепом, — с нами многие князья и мурзы, и надумали мы за лучшее мириться с королем, великий хан, а московскому — войну учинить… На Москву ходить не будем, чем нам быть сыту и одету?
Девлет-Гирей с неудовольствием повел носом на своего советника. Но самый коварный выпад сделал турецкий чиновник, глаза и уши султана.
— Светлейший из светлейших, султан Селим, — сказал он, — вскоре снова шлет на Русь свое войско, и тебе, хан, не подобает мириться с московским царем.
Девлет-Гирей понимал, что мир с московским царем не желателен для вельмож. Однако он не разделял взглядов своих приближенных. Все зависело от поминок московского князя. Хорошие ежегодные поминки давали хану не меньше, чем грабительские наезды на Московскую землю. Мучительные боли в животе тоже играли свою роль. Последнее время он с трудом сидел на коне, и боевые походы его мало прельщали. Добыча от войны делилась между всеми, а подарки доставались немногим. Но султан опять требует шесть тысяч крепких русских рабов — гребцов для галер. Отобрать рабов у своих воинов нельзя. Прошлый раз султан потребовал всего тысячу рабов, а когда хан захотел взять их у владельцев, простых воинов, они твердо ему сказали: «То нам дано за службу, за кровь и за смерть. Кто что возьмет на войне, тем он и живет. Не отдадим своих рабов».
— Хорошо, все ваши слова у меня здесь. — Девлет-Гирей показал на голову. — И здесь. — Он показал на сердце. — Теперь оставьте меня одного, я буду думать. — На безбровом, круглом, как тарелка, лице хана выразилось нетерпение.
Крымские вельможи, турецкий чиновник, казанские князья заторопились к выходу.
Только огромный мурза Сулеш по-прежнему неподвижно стоял возле хана. Багровое лицо мурзы, изрытое оспинами, рассекал шрам. Он был слеп на один глаз. Говорили, что мурзу полоснул саблей воевода Шереметев, которого татары уважали за храбрость и боялись. Пожалуй, мурза Сулеш был самым умным вельможей при ханском дворе, и хан не обходился без его советов.
Девлет-Гирей, прихрамывая, придерживая живот рукой, сделал несколько шагов, опустился на мягкие подушки у стены и закрыл глаза.
— Мой верный Сулеш, — сказал хан после долгого молчания, — как я должен поступить, по-твоему? Я выслушал сегодня много слов, и мысли мои стали путаться.
— О сладкорукий! — ответил Сулеш. Он нагнулся к хану и шептал почти в самое ухо: — Турецкий султан снова задумал воевать Астрахань? Ему это выгодно. А тебе? Разве ты хочешь отдать свой юрт туркам? Если в Астрахани засядут турки, крымскому ханству придет конец.
— Так, так, — сказал хан. — Я не хочу пустить султана в Астрахань. Но с кем я должен воевать: с московским царем или с королем Жигимондом? Без добычи, без рабов мурзы и князья меня съедят.
Мурза Сулеш еще ниже нагнулся к ханскому уху:
— Воевать надо поровну — с московским царем и с ляхами. Но не надо ослаблять ни одного из них больше другого. И тогда Москва не даст усилиться ляхам, а ляхи не дадут спокойно спать Москве. Это тебе на руку, великий хан. И Москва и ляхи обязательно будут воевать между собой… Но помни, твоим союзником против султана всегда будет Москва, а не король, великий хан. Москва будет защищать Астрахань, а значит, и тебя.
Девлет-Гирей закивал головой.
— Хорошо, теперь мне стало совсем понятно. Зови Афанасия.
Посол Афанасий Нагой дожидался ханского зова в одной из комнат дворца. Несмотря на жару, одетый по всем московским правилам в кафтан и пышную шубу, он появился в приемной с шестью слугами, нагруженными подарками.
После краткого обмена обычными любезностями между послом и ханом слуги Афанасия развернули царские подарки, недавно присланные из Москвы.
— Дарит тебе, светлейший хан, наш государь и царь всея Руси платье со своих плеч, в котором послов твоих принимал. Желает тебе, государь, чтобы ты это платье носил на здоровье… и чару ту, из которой пил, вместе с черпалкой, чтобы и ты пил из нее на здоровье. Ежели будешь жить с нами в согласии, каждый год московский царь будет посылать тебе поминки, какие посылал Саип-Гиреюnote 75. И еще тебе шлет великий царь всея Руси Иван Васильевич кафтан из алой бархатной парчи с золотыми украшениями.
Один из слуг взял в руки лежавший сверху кафтан и развернул его перед ханом.
— Черный соболь одинец, коготки золотом окованы, из царской казны, — с жемчугом. Двадцать жемчугов новогородских на каждой ноге. Алый кафтан с белыми цветами и жемчужными пуговицами…
Хан жадно взглянул на подарок, кафтан ему понравился. Сам носить такое платье он вряд ли станет. Но если придется благодарить кого-нибудь из европейских владык…
— Шапка, вышитая крупным жемчугом, — продолжал Афанасий Нагой, — и с кистью, в которую вделан драгоценный камень. И еще посылает великий государь тебе шесть пар парчовых сапог, подкованных под пяткою серебром. Две пары сапог из красного травчатого бархата и золотой пояс с четырьмя золотыми пряжками и бантом… Две шубы соболиные, крытые сукном…
Закончив показ подарков, слуги посла Афанасия отступили к дверям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144