— Пусть дохнут, везде измена! — бесновался царь.
После расправы с опальными в деревне Федоровке царь Иван до глубокой ночи пировал с приближенными в походном шатре. Рядом с ним сидел Федор Басманов, молодой красивый мужчина. Он приходился царю родственником — был женат на племяннице покойной царицы Анастасии.
В застолье участвовали бояре Василий Юрьев и Иван Чеботов, царский шурин князь Михаил Черкасский, ловчий Григорий Ловчиков, князь Василий Сицкий, женатый на сестре царицы Анастасии, и несколько знатных казанских татар.
Обширные родственные отношения царя Ивана по крови и по свойству были очень сложными и запутанными. Вряд ли он помнил всех своих родственников.
Ночью в разгар пиршества прискакал думный дворянин Малюта Скуратов. Оберегать царскую власть в Александровой слободе остались верные опричники — Алексей Басманов и Афанасий Вяземский.
Малюта подробно рассказал царю о мнимых заговорах и изменах, якобы им открытых. Он твердо верил, что лучше выдумать предателя, чем явиться с пустыми руками. Царь, как всегда, слушал внимательно.
— Потерпи, великий государь, — закончил Малюта, — скоро ты победишь, и все будут у ног твоих, и все признают, что только от тебя исходит истина и спасение.
Уединившись после пира, царь Иван долго распевал покаянные псалмы.
* * *
От холода Анфиса под утро пришла в себя. Она голая лежала со вчерашнего дня в прибрежных кустах, уткнувшись лицом в траву. Тупая боль в затылке не давала повернуть голову.
Молодая женщина с трудом приподнялась и села. Сквозь зеленые ветки ивняка виднелись дымившиеся остатки сгоревших деревянных изб… Ярко горели боярские хоромы и деревянная церковь, построенная Иваном Петровичем Федоровым два года назад. Чуть ниже по реке одиноко чернела закопченная баня боярского приказчика Сереброва.
Анфиса была удивлена. Все будто вымерло. И голосов человеческих не слышно. Тишину нарушал тоскливый собачий вой.
«Погреться бы, — было первой мыслью озябшей женщины. — Там, у пожарища…» Она хотела бежать к горевшей церкви. Но стыд остановил ее. Поразмыслив, она решила пробраться под берегом к темнеющей на реке серебровской бане. Кое-как прикрывшись веником из зеленых веток, Анфиса побежала. У дверей молодую женщину вновь обуял страх: ей послышался шум внутри бани, и она не сразу взялась за железное кольцо.
Анфиса вспомнила своих сыновей Николку и Ванятку. Они остались дома. «Что им сделается? — успокаивала она себя. — Младенцы перед богом и царем не виноваты. А мужик, на счастье, по дрова уехал, авось жив будет». Она снова прислушалась: за дверью стояла тишина. От боярской усадьбы по-прежнему доносился собачий вой. На реке квакали и тюрюрюкали лягушки.
В овраге раздался чей-то тихий стон. Ей опять стало страшно.
Отбросив сомнения, Анфиса звякнула скобой. Дверь скрипнула и отворилась. Какое-то черное двуногое существо бросилось от двери и спряталось за печкой. Анфиса вскрикнула, ноги подогнулись, словно тряпичные.
— Это я, твоя сестра Арина, — услышала она будто издалека знакомый голос, — не бойся. Я в саже нарочно вымазалась, чтобы кромешники не нашли. Сейчас-то спят в своих шатрах они, не бойся.
Анфиса открыла глаза. Перед ней стояла младшая сестра Аринка. Она отмыла сажу с лица и теперь ее не трудно было узнать. Зато черное тело лоснилось и блестело.
Заметив дрожь, сотрясавшую тело сестры, Арина принесла охапку дров, несколько ведер воды из реки и быстро раздула огонь.
Когда баня нагрелась, сестры долго парились, нахлестывая себя вениками. После бани Анфиса почувствовала себя лучше. Все, что случилось вчера, встало перед ее глазами. Она вспомнила людей в черных одеждах, тащивших мужиков к колоде, вспомнила царя, сидевшего на вороном коне, подогнув ноги. Вспомнила кудахтанье перепуганных кур…
— Как ты спаслась? — спросила Анфиса.
— Пошла в лес за ягодой еще до света.
Анфиса рассказала сестре, как за ней охотились опричники, все, что она видела в деревне.
— До сих пор чудится гудение стрел, — закончила она. — Страшно, Аринушка, такое никогда не забудешь.
Из бани сестры вышли, когда совсем рассветало. К счастью, припрятанная одежда Арины сохранилась, и сестры могли кое-как прикрыть свою наготу.
Показавшееся из-за леса огненное, как раскаленная сковорода, солнце окрасило кровью траву и прибрежные кусты ивняка. День начинался, как всегда. Так же зеленела трава и шумели под ветром вершины деревьев. Как всегда, пели птицы. По-прежнему спокойно несла свои воды река. Как будто ничего не изменилось на белом свете… Но то, что увидели сестры, наполнило страхом и отчаянием их сердца.
Церкви не было. Деревянная звонница сгорела дотла. Остались только закопченные каменные стены. От стоявших вокруг церкви домов остались одни головешки.
Анфиса опять вспомнила своих сыновей Николку и Ванятку. Дети оставались дома с бабкой и дедом, и она не очень беспокоилась. Но сейчас, видя вокруг себя одни развалины, страх за детей как-то сразу охватил Анфису.
Сестры медленно пробирались среди провалившихся могил, надгробий и крестов. Они прошли мимо двух старух, сидевших на древней плите и громко плакавших. Священник и дьякон бродили среди дымящихся, обгорелых бревен деревенской церкви и что-то искали. У попа обгорело полбороды, и он был смешон.
По дороге от церкви до боярской усадьбы врыты в землю десятка два кольев — на каждом посажен казненный. Их бороды залиты кровью, остекленевшие глаза открыты. За усадьбой начиналась сгоревшая деревня Федоровка.
— Я слышу конский топот, — остановившись, сказала Анфиса, — спрячемся, Аринушка, скорее, скорее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144