..
- И ты умираешь от страха. Не так ли?
- Дело не только в страхе. Это будет конец всем моим намерениям, всем
мечтаниям. Всю жизнь я рвался в Париж... Во Франции воспитывался мой
отец... я с детства лелеял эту мысль...
- Хорошо, хорошо. Только не заплачь.
Сила была на ее стороне, и женщина играла твердо. Плакать я не
намеревался, но замолчал, так как почувствовал, что исповедь тут ни к чему
и мне надлежит отвечать на вопросы, ставить которые дано другому. Благо, к
этому мне не привыкать.
В тени кипарисов смутно белеет скамейка, но Франсуаз проходит мимо и
останавливается лишь в конце аллеи. Она подает мне знак подойти к ней
поближе и говорит полушепотом:
- Ты не возражаешь, если мы вернемся к самому началу, а?
Мы так и сделали.
Женщина мастерски задает вопросы - качество, которое я в ней оценил
при первом же нашем водевильном разговоре. Каждый вопрос бьет в одну
узловую точку, допрос ведется ловко, держит меня в напряжении, и через
каких-нибудь пятнадцать минут Франсуаз вырывает из меня все то, на что
греческая полиция расходовала долгие часы.
- Случай с Младеновым, возможно, представит для нас известный
интерес, - замечает брюнетка по окончании допроса. - Неясно одно - чем ты
сам можешь быть для нас полезен...
- Послушай, Франсуаз, я выполню любую задачу, которую вы поставите
передо мной... Я люблю Францию...
Женщина задумчиво глядит на меня своими большими темными глазами,
смутно поблескивающими во мраке аллеи.
- Человек, который не любит собственную страну, едва ли способен
любить другую, Эмиль.
Я молчу. Эта кобра знает мое уязвимое место.
- Но это не столь важно. Среди таких, как мы, о любви говорить не
принято, ты сам сказал. Беда в том, что тобой сейчас владеет страх. Весьма
возможно, значит, что он тебя не покинет и завтра. Не думай, что страшно
лишь там, в Болгарии.
- Франсуаз, я не трус.
- Я в этом не уверена. Впрочем, это касается прежде всего тебя:
струсишь - сократишь себе жизнь. Пойдем-ка мы обратно. Длительные прогулки
всегда вызывают подозрение.
- Погоди, - говорю я. - Для меня нет возврата. Моя подготовка сегодня
закончилась. Не исключено, что завтра же вечером меня отправят на границу.
Уже шагая по аллее, она вдруг замирает на месте при этих словах и
оборачивается ко мне:
- И ты только сейчас об этом говоришь? Мог бы еще подождать и
телеграфировать мне с границы. Что я должна сделать за два часа?
- Вырвать меня отсюда. Франсуаз, я уже достаточно знаю тебя и
убежден, что ты в состоянии сделать все, если захочешь.
Комплимент, сказанный даже такой женщине, как Франсуаз, делает свое
дело. Во всяком случае, делает больше, чем разные заклинания вроде "во имя
нашей дружбы" и тому подобное. Уставившись глазами в черную стену
кипарисов, Франсуаз о чем-то думает. Смутно белеет во мраке ее красивое
лицо, а от ее темных, аккуратно уложенных волос исходит легкий аромат, но
я не замечаю ее женских чар, потому что вижу перед собой не женщину, а
представителя некоего безымянного ведомства, которое в данный момент
решает мою судьбу.
- Чтоб раздобыть для тебя подходящий документ, у меня нет времени, -
бормочет Франсуаз как бы сама себе.
Помолчав немного, она вдруг добавляет:
- Тем хуже. Попробуем обойтись без документа. Господин Никто, родом
Ниоткуда. Национальность: без национальности.
Она берет меня под руку, медленно ведет по темной аллее в сторону
виллы и тихо говорит:
- Я ухожу. Ты меня провожаешь до дверей, пять минут ужинаешь на
кухне, гремя при этом посудой, удаляешься в спальню, гасишь свет, делая
вид, что ложишься, вылезаешь в окно, перемахиваешь вот здесь, в конце
аллеи, через ограду. Прямо перед тобой шоссе. Идешь влево. Я тебя жду за
третьим поворотом.

Белый "ягуар" летит по шоссе со скоростью, несколько превышающей
дозволенную. По обе стороны дороги мерцают во мраке огни афинских
пригородов. На темно-синем необъятном афинском небе трепетно сияют крупные
звезды. Прекрасное небо, чьей красоты по разным причинам я никак не могу
вкусить. Франсуаз, зорко глядя вперед, молча следит за летящей навстречу,
освещенной мощными фарами лентой асфальта. Я тоже молчу, пытаясь подавить
неприятную дрожь в спине, знакомую преследуемым.
По правде говоря, я не верю, чтоб нас преследовали, по крайней мере в
данный момент. По выработанному Франсуаз плану все произошло быстро и
тихо. Теперь вопрос в том, что нас ждет дальше. Но хоть я и ненавижу
двигаться в неизвестность, все же не решаюсь приставать к брюнетке с
расспросами и лишь машинально слежу за белой мордой "ягуара", которая
подминает под себя ленту шоссе.
Огни вдоль дороги становятся все чаще. Машина входит в кварталы Афин.
Франсуаз сбавляет скорость - слишком большая роскошь ввязываться в спор с
полицией, когда рядом с тобой сидит человек без паспорта. Мы движемся со
скоростью семьдесят километров, а кажется, что машина ползет, как
черепаха, и это заставляет меня нервничать. Стремление бежать как можно
скорее, разумеется, всего лишь глупый пережиток. В наши дни полиция не
преследует по пятам, если решила поймать, а неожиданно встает на твоем
пути.
Время позднее. На перекрестках мигают желтые огни светофоров:
проезжай, если хочешь, только гляди в оба. Мне к этому не привыкать. На
моем жизненном пути редко встречается зеленый свет. Если не красный, то в
лучшем случае желтый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79