Потеря техники,
хранившейся под шасси, столь трагична, что ставит под угрозу исход всей
операции.
Единственное мое утешение в подобных тяжелых случаях в том, что, как
бы они ни казались невероятными, они все же предусматривались мной, и игра
продолжается. Это не такое уж большое утешение, но за неимением другого...
Надо воспользоваться хотя бы тем обстоятельством, что за мной в
данный момент не тащится хвост в виде Ворона или Ужа. Закрыв багажник,
сажусь в "ягуар" и еду к пригороду Ножан. Найдя местное почтовое
отделение, заказываю срочный разговор с Марселем и связываюсь с Лидой,
чтобы узнать, соблюдает ли она мои инструкции, и дать ей кое-какие
дополнительные наставления. Потом снова сажусь в свой драндулет и
возвращаюсь в город, минуя, однако, улицы, где можно столкнуться с
неприятными знакомыми. Возле вокзала Сен-Лазер я въезжаю на Римскую улицу,
изобилующую радиопринадлежностями, как Рю де Паради - изделиями из
фарфора.
Микрофончик, небольшой усилитель и несколько метров проволоки,
приобретенные мною, вызвали бы, наверное, насмешливую улыбку у любого из
моих коллег, но ничего не поделаешь, подчас обстоятельства вынуждают
поступать чисто любительски, используя подручные средства. Заперев пакетик
в перчаточном ящике, еду дальше. На площади Сен-Огюст забегаю в кафе и
съедаю свой каждодневный бифштекс с картофелем. Невзирая на то, что после
обеда я выпил двойной кофе, мне ужасно хочется спать, и я прихожу к мысли,
что могу позволить себе поспать часика два до того, как приступить к
дальнейшему.
Подъехав к дому, я без особого удивления устанавливаю, что два
знакомых мне в лицо эмигранта уже ждут моего прибытия, сидя в обшарпанном
"оппеле" и вооружившись газетами. Они смотрят на меня, только чтоб
убедиться в моем появлении, и я с полным спокойствием перебираю ногами
свои девяносто две ступени, подымаюсь к себе.
Прежде чем лечь в постель, заглядываю на всякий случай под газовую
плиту, чтоб проверить, все ли там на месте. Устройство лежит там, где я
его оставил. Однако печка все же была сдвинута в мое отсутствие - волосок,
использованный мною в качестве приметы, испарился.

Следующий по порядку. И снова не я. Мы провожаем Димова. И Димов
будет покоиться недалеко от Гейне и Стендаля. Для него это прекрасная
возможность познакомиться на том свете с именами писателей, о которых при
жизни он едва ли слышал. Версия нашего домашнего врача с огромной головой
и в темных очках все та же - "разрыв сердца". Очевидно, в кармане этого
человека других диагнозов нет. Пробитый висок прикрыт цветами, и его не
видно. Вообще какой смысл поднимать шум вокруг какого-то семейного
скандала? Но среди эмигрантов опять тайно распространен слух, что и эта
смерть - дело рук коммунистов.
Может быть, именно поэтому, а может, потому, что сегодня нет ни
одного интересного матча, на кладбище собралось человек сто. Цвет
эмиграции в полном составе. Я тоже тут.
Признаться откровенно, покойный не фигурировал в списке моих друзей.
Но это не имеет значения, так как у меня совсем нет друзей. И потом я
пришел сюда не столько ради покойника, сколько ради двух-трех живых. Один
из них - в черном костюме, с благородной старческой осанкой и вызывающе
выставленным вперед кадыком - произносит в данный момент надгробное слово.
После того как три дня назад он говорил о молодой гвардии, сегодня он
отдает дань старой - испытанным борцам, к числу которых принадлежал и
покойный, до последнего вздоха хранивший верность национальным идеалам. И
вообще слова расточаются щедро, поскольку они ничего не стоят и поскольку
для некоторых людей нет ничего приятнее, чем упиваться мелодией
собственного голоса, особенно торжественно-траурной.
За часы, прошедшие с момента нашего расставания, Младенов обрел еще
бОльшую уверенность. В конце каждой фразы он запрокидывает свое темя с
реденькими седыми волосками, как бы спрашивая: "Хорошо сказано, не так
ли?" - и часто выбрасывает вперед костлявый кулак, будто собираясь дать
кому-то в нос. С особым пафосом он говорит о тех, кто не оставит священное
дело незавершенным, очевидно имея в виду главным образом себя.
Вопреки ожиданиям, я вижу Мери Ламур не у гроба, а где-то позади
всех. Случайно глянув в мою сторону и заметив меня, женщина подходит без
всякой осторожности и шепчет:
- Ты должен помочь мне, Эмиль. Я попала в настоящую ловушку.
Я озираюсь по сторонам, но стоящие впереди все до одного поглощены
надгробным словом, в том числе Ворон и Уж, которые, следя за оратором,
даже рты раскрыли от изумления перед его способностью говорить так много и
ничего не сказать.
- В какую ловушку? - тоже шепотом спрашиваю я.
- Твой Младенов требует, чтобы я перевела на него все наследство.
Если, говорит, не сделаешь этого, выдам тебя полиции.
- Не бойся. Уйдет еще по меньшей мере два-три дня на всякие
формальности, пока ты получишь наследство.
- Два-три дня не так много.
- Достаточно. За это время я сумею укротить старца.
- Правда?
- Раз я говорю...
- Я умру от страха. Он меня выдаст глазом не моргнув.
- Не бойся. Он только стращает тебя. Если боишься, не возвращайся на
ночь к старику. Пережди где-нибудь в другом месте. Ступай в отель
"Националь". Отель огромный. Никто тебя не заметит. Может, и я к тебе
наведаюсь.
- Так я и сделаю. А ты приходи непременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79