Выражаясь
профессиональным языком, это та самая "Большая клетка", из которой только
что выпустили Лиду под мое поручительство.
Я пытаюсь взять непокорную под руку. Она грубо вырывается, но
все-таки идет со мной. Мы пересекаем запруженную машинами улицу и входим в
кафе. Указав Лиде на туалетную, я сажусь за стол и заказываю обильный
завтрак, сиречь две большие порции взбитых сливок и целую гору сдоб. Через
несколько минут молодая женщина возвращается. Теперь у нее куда более
человеческий вид: она умылась, поправила прическу, на губах у нее свежая
помада. Мы молча завтракаем, после чего я ее угощаю сигаретой и тихо
говорю:
- А теперь расскажите, что все-таки произошло.
- Ничего я рассказывать не стану. Отвезите меня домой.
- Хорошо, как вам будет угодно. Но поверьте, я никак не пойму, в чем
моя вина.
- Ах, вы даже не догадываетесь? А кто назначил встречу со мной на Рю
де Прованс? Разве не вы? А кто из нас не пришел? Не вы?
- Погодите, погодите! Давайте по порядку: Рю де Прованс - это, если я
не ошибаюсь, улица, где вы живете...
- А вы в Париже новичок и не знаете, что в этом месте сходятся
проститутки...
- Вот об этом я, признаться, совсем забыл. Заботился о том, чтобы вам
было ближе, а подниматься по вашей лестнице у меня пороху не хватает...
- Вот именно. Вы так печетесь о себе, что и вовсе не удосужились
прийти.
- Неправда. Я опоздал на каких-нибудь пять минут, и только потому,
что на Осман и Лафайет образовались пробки, и я вынужден был подолгу
ждать...
- Да. А в это время полицейские вталкивали меня в фургон вместе с
теми женщинами. Боже, какой ужас! Никогда бы не поверила, что мне придется
вытерпеть такой срам. Всю ночь просидела, как проститутка, вместе с этими
падшими женщинами!..
Она опять готова разреветься.
- Погодите, - говорю я. - В этом тоже не стоит винить меня. На Рю де
Прованс бывает столько порядочных женщин, и никому в голову не приходит
принимать их за проституток, поскольку они по виду не смахивают на них...
- А я похожа, да? По лицу видно...
- Насчет лица не знаю. Человек не сам выбирает себе лицо. Но вот
грима у вас, простите меня, многовато. И потом, где вы раскопали это
сногсшибательное платье, не говоря уже о сумке...
- Вы изверг!
Это несколько напоминает мне рефрен моего бывшего соседа по камере:
"Ты жалкий предатель", но я продолжаю проявлять терпение.
- Слушайте, Лида, не исключено, что я и в самом деле изверг, но не
слишком любезно с вашей стороны повторять это после того, как я, всю ночь
разъезжая по городу, искал вас в участках и пунктах "Скорой помощи".
- Какие жертвы! Пришли бы лучше вовремя...
- А еще бы лучше не выряжаться вам вот так по советам Мери Ламур...
- Мери Ламур тут ни при чем. Интересно, как бы вы стали одеваться на
те жалкие гроши, которые с таким трудом отрывает от сердца мой отец...
Господи, и это называется Париж, парижская жизнь!
- Не плачьте, повремените с истериками до критического возраста.
Но я запоздал со своим предупреждением. Лида глухо всхлипывает, потом
закрывает руками лицо и горько плачет на виду у равнодушных прохожих,
движущихся густой толпой мимо витрины.

Мы сидим вдвоем с Тони в кафе "У болгарина", перед каждым из нас
обеденный аперитив - рюмка мартини с ломтиком лимона. Впрочем, Тони пьет
уже четвертый мартини, не считая выпитого до моего прихода, потому что
нередко он принимается за обеденный аперитив с самого утра. Ворон и Уж -
люди попроще, они пьют вино за соседним столом. Начиная с того памятного
вечера, когда была устроена экзекуция, эти двое неотступно вертятся возле
меня, когда я нахожусь в районе Центра. Стоит мне удалиться, как заботу
обо мне берут на себя другие эмигранты, большинство которых я уже знаю в
лицо. Порой я покорно закрываю на это глаза - пускай следят, а иногда для
разнообразия выкидываю на виду у своих ангелов-хранителей разные номера.
Номера отличаются один от другого в зависимости от того, пешком я
передвигаюсь или на своем "ягуаре", но и в том и в другом случае эффект
одинаковый; внезапно и безвозвратно потеряв меня из виду среди
человеческого муравейника, мои преследователи оторопело таращат глаза,
словно обезьяны. Так что уроки в Фонтенбло приносят пользу, хотя и с
опозданием. Однако теперь, когда мне уже нечего и не от кого скрывать, все
эти шутки не больше как детская забава. Все же они поддерживают мой
престиж, давая основание людям из Центра подозревать, что я все еще состою
на службе у французов. Именно в этом и кроется вся фальшь моего положения:
я нарочно делаю вид, будто развиваю бурную конспиративную деятельность,
стараясь скрыть, что провожу время в полном бездействии.
Заметив, что у витрины мелькнула импозантная фигура Мери Ламур, я
тихо обращаюсь к Тони:
- Только что на тебе задержала взгляд Мери Ламур.
- Не говори глупостей, - машет рукой Тони. - Такие, как мы с тобой,
ее не интересуют.
- Почему? Мы что, уроды?
- Нужна ей твоя красота! Не красота ее заботит, а совсем другое.
- А ведь, должен тебе заметить, баба она не плохая... Хотя и
тяжеловата.
Тони, против обыкновения, воздерживается от оценок.
- Ты не пробовал счастья с нею? - настаиваю я на затронутой теме.
- Я не сошел с ума. Мне, браток, жизнь еще не надоела.
С того момента, как разговор коснулся Мери, Тони заметно понизил
голос, хоть его уже основательно развезло, и то и дело косится на стол, за
которым сидят Ворон и Уж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79