Маневры эти кажутся заранее продуманными, однако не исключено, что
они вызваны простой неловкостью. Я не отношусь к числу забавных
собеседников. На сей раз я не в состоянии отвести глаз от стройной,
статной фигуры - крупным планом она закрыла передо мной весь горизонт.
Словно загипнотизированный, я поднимаюсь перед нею на ноги.
- Скажите, Эмиль... - Она умолкает, будто ей трудно было впервые
назвать меня по имени.
- Что сказать? - спрашиваю я с пересохшим ртом, пытаясь что-нибудь
разглядеть во мраке ее глаз.
- Скажите... вы действительно любите меня?
- Не говорите глупостей. Между такими, как мы, не может существовать
любви, - отвечаю я.
И плотно обнимаю округлые крепкие плечи.

После Морзе наступает очередь тайнописи с ее рецептами, химикалиями и
техническими условиями. Господин Гаррис неисчерпаем и непогрешим, как
подлинная энциклопедия. Довольно объемистая и полезная энциклопедия,
которая едва ли скоро увидит свет, иначе ее пришлось бы озаглавить
"Справочник шпиона". Скверно то, что в один из ближайших дней Гаррис
унесет свой черный портфель и начнет давать лекции новому дебютанту, а
меня пошлют сдавать практический экзамен по шпионажу в страну, из которой
мне с трудом удалось выбраться.
Скверно и другое. По ходу занятий день ото дня мне становится все
яснее, что учение мое близится к концу. Пока что мы вращаемся в области
теории. Но еще в Болгарии я слышал немало историй, подобных моей, и знаю,
что очень скоро на смену Гаррису явится Дуглас или кто-нибудь другой и
предложит мне конкретный план операции, который я должен буду не только
выучить назубок, но и выполнять на практике.
Единственная моя утеха в эти дни напряженного ожидания - Франсуаз.
Мое предположение, что после первой физической близости наступит
безразличие или досада, не оправдалось. Может быть, потому, что, как это
редко случается, в самом деле очень редко, Франсуаз оказалась женщиной
именно в моем вкусе. Мне хочется сказать, что у нее нет ничего общего с
теми, о которых говорят "сладкая женщинка". Сладкое всегда в конце концов,
а порой и в самом начале начинает горчить. Вы ищите холодный освежающий
напиток, а получается липкий сироп нежностей и воркования. С Франсуаз
подобные нежности не грозят. После нашей первой бессонной ночи,
проведенной в опьянении, она ограничилась тем, что сказала мне сквозь
полуоткрытую дверь ванной комнаты:
- Ты оказался ужасно изнурительным, первобытным любовником. Хорошо,
что не все мужчины похожи на тебя.
Ее нежности и в дальнейшем мало чем отличались от этой, что все же
лучше, чем если бы она повисла у меня на шее и заныла: "Миленький, скажи,
как ты меня любишь!" Особенно если учесть, что рост у нее метр семьдесят
два и соответствующий этому вес.
Франсуаз обычно приходила под вечер. Программа ее визитов постоянно
была одна и та же - умеренное питье, умеренная закуска, самодеятельный
ужин и любовь без лишних разговоров. Другой, менее подозрительный человек,
вероятно, решил бы на моем месте, что женщина прочно и надежно привязалась
к нему. Я же придерживался того мнения, что мы вот-вот услышим друг от
друга нечто такое, чего мы всячески стараемся не произносить и что не
имеет ничего общего с отношениями двух полов.
Но вот в один прекрасный день господин Гаррис сообщил мне, что на
этом наши занятия заканчиваются, и безучастным голосом пожелал мне успеха
в их практическом применении.
Вечером, когда мы с Франсуаз, сидя, как обычно, под оранжевым
навесом, употребили привычные дозы алкоголя и обменялись колкими
любезностями, я решил, что пора заговорить. Первым всегда вынужден
говорить более слабый. Таково правило игры, и тут уж ничего не поделаешь -
не я его придумал.
- Дорогая Франсуаз, твои остроты, хоть они и проверены временем,
довольно однообразны. Что ты скажешь, если мы переменим тему?
Эта реплика не выражала ничего примечательного, зато мой взгляд был
достаточно красноречив.
- А что ты скажешь, если мы переменим место? - вопросом на вопрос
отвечает Франсуаз. - Мы с таким упорством сидим под этим навесом, что у
меня появилось ощущение, будто я на всю жизнь сделалась оранжевой.
Она встает, спускается по трем мраморным ступеням и углубляется в
сад, куда мы ни разу не догадались пойти прогуляться. Я следую за ней и,
когда мы достигаем темной аллеи вдоль кипарисов, спрашиваю:
- По-твоему, нас подслушивают?
- А ты как считаешь?
- Трудно сказать...
- Говори тогда, что у тебя.
- Франсуаз, я хочу уехать в Париж!
- Ну и валяй. Счастливого пути.
- Не могу без тебя. Я хочу сказать - без твоей помощи.
- Почему не можешь?
- Потому что я в безвыходном положении. Ты единственная можешь меня
спасти.
- Выходит, дошло до того, что тебя должна спасать какая-то надменная
шлюха, как ты изволил меня назвать перед твоим Дугласом?
- У тебя изумительно острый слух...
По сути дела, даже самый острый слух не смог бы уловить моей реплики
среди шума ночного заведения на расстоянии трех метров. Но мне известно,
что слух иногда обостряется при помощи специальных устройств. Только в
данный момент мне было не до таких деталей.
- Франсуаз, ты отлично понимаешь, почему я сижу в этой вилле и чем я
тут занимаюсь...
- Допустим. А с какой целью?
- Меня готовят к тому, чтоб забросить в Болгарию. Едва успел я оттуда
бежать полгода назад, как они снова хотят меня туда вернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79