будто заранее условились! Ее крепкие пальцы сжимали локоть как клещами.
— Посидим, потреплемся.
Кристина, которую чуть ли не силой толкнули в дверь, прежде всего увидела согбенную спину мужчины. У окна, верхом на стуле, положив подбородок на спинку, сидел мужчина, держал перед собой в вытянутых руках фотографию женщины и так пристально глядел на нее, что не сразу расслышал шаги. Когда расслышал, плечи вздрогнули и руки поспешно опустились.
— Присаживайся, Криста,— Чеся ладонью смахнула со стула крошки и ткнула пальцем в мужчину.— Бронюс! Оглох, что ли, Бронисловас?
Бронюс Гедонис все еще медлил, плотная фотобумага шелестела в его руке.
— Гостья у нас.
Бронюс повернул голову, покосился через плечо и повернулся вместе со скрипучим стулом и фотографией. Близорукие покрасневшие глаза замигали, затрепетали редкие ресницы, взлетели выцветшие брови. Спохватившись, надел очки с толстыми стеклами, ухмыльнулся до ушей и стал оправдываться:
— Занят по горло, погружен без остатка... Будем знакомы,— вскочил, протянул вялую руку с порыжевшими от проявителя пальцами.— Чеслова мне о вас много рассказывала.
— Фотографией интересуетесь? — сказала Кристина — должна же была что-то сказать — и торопливо выдернула пальцы из его узкой потной ладони.
— Интересуюсь? Не то слово. Живу. Как уже говорил, погружен без остатка.
— Знаю.
— Может, читали в прессе? — оживился Бронюс, взял со стола пухлую папку с фотографиями.— Участвовал в зональной выставке, и один обозреватель обо мне с похвалой написал. Перспективен! Или видели фотоэтюд? Этой весной в «Женщине» напечатали, полумиллионным тиражом!
— Увы, нет. Тетя Гражвиле мне рассказывала.
Бронюс разочарованно швырнул папку обратно на
стол, однако снова потянулся за ней.
— Хоть и времени в обрез... а то мне как раз надо...
Чеся подбоченилась.
— Куда побежал?
— Куда? Не так просто ответить определенно, Чеслова. Есть у меня один замысел. Надо немедленно его реализовать.
— Не дури, Бронисловас.
— Я дурю, значит? — Бронюс потер ладони о рыжие вельветовые штаны.— Если б я дурил, то сегодня не обедал бы... Уважаемая соседка...— вспомнил про Кристину, взвесил папку в вытянутой руке.— Вот мой капитал за каких-нибудь пять лет. Лучшие работы. Многим знатокам показывал, хвалят. А с чего все началось? Долго искал свою тему, признаюсь, мучился. И вот...
Вы, соседка, как выросшая над озером, полагаю, поймете мою идею и своей подруге Чеслове скажете: есть смысл...
Глаза Бронюса заблестели. Он, казалось, слезно умолял: выслушайте, поймите, поверьте и моей жене Чеслове растолкуйте...
— Представьте себе, катаюсь как-то на лодке. Время года как сейчас, скоро осень, солнце низко, небо на западе в облаках. Я все гляжу, гляжу в ту сторону. Фотоаппарат в руке, весла брошены на волю волн, а я все гляжу на берег, на солнце, какое-то мглистое, на лошадь, пасущуюся на берегу, на идущего по тропинке человека, на их вытянувшиеся тени... Так вот, сижу я так, гляжу, и вдруг меня озарило! Закат! Вы понимаете — закат! Закат и человек. Старый человек, молодой, маленький ребенок... Закат и природа, деревья, животный мир. Вы обращали внимание на закатное небо перед грозой, перед стужей?.. О, сколько здесь всевозможных нюансов!..
— И вы снимаете закаты?
— Да! Моя сокровенная мечта — цикл «Закатов». Это должна быть гигантская работа, ей стоит посвятить всю жизнь. Еще хочу вас спросить: вы уловили философский заряд этого замысла? А лирический драматизм? Хрупкость? Внутреннее напряжение? Уважаемая соседка! — Бронюс, казалось, не сам встал со стула, его подняли какие-то невидимые крылья, и он едва касается ногами пола.— Приходите как-нибудь, я покажу вам, что мною уже сделано, увидите. А сейчас я действительно вынужден вас покинуть, ибо, если не... Я чувствую: получится что-то ценное...— Вдруг он, при- щурясь, уставился на Кристину так внимательно, что той даже стало не по себе: — Где же я видел ваше лицо? Точно видел... на фоне заката... Жаль, я тороплюсь...
Чеся тоже встала. Ее щеки побагровели, губы искривились в злобной гримасе.
— Бронисловас! Это не ты говорил, что сегодня вечером будешь сидеть дома?
— Да разве я знал...
— Чего ты не знал?
— Ничего не знал. Ведь я же не знал...
— Бронисловас!— еще раз рявкнула Чеся, но Бронюс пугливо юркнул в соседнюю комнату и тут же
выскочил из нее с сумкой и грязным шлемом мотоциклиста. Остановился, провел свободной рукой по коротко остриженной голове, одернул полы легкого пиджачка.
— Что поделаешь, такой уж я уродился...— и пожал плечами.
Чеся бросилась к двери; но шаги Бронюся уже удалялись по коридору. Не погналась за ним. Вернулась, криво усмехнулась и уселась напротив.
Кристина в растерянности не знала, что делать: посидеть еще минутку или сразу уйти?
Вечернее солнце соскользнуло с окна и спряталось за соседним домом, в комнате сгустился полумрак. Ветерок взметнул пеструю занавеску, повеяло прохладой полей. Тишину нарушил яростный треск мотоцикла. Бронюс уехал. Родниковая улица исподволь затихала.
— Вот так, Криста, и живем,— вздохнула Чеслова, надула жирно подкрашенные губы.
— Такая у него работа,— Кристина попробовала заступиться за Бронюса.— Наверняка ему самому не сладко.
— А кому сладко? — пронзила острым взглядом Чеся.— Скажешь, мне сахар?
— Все-таки замысел Бронюса стоит...
— Ха, уже заговорил зубы!
— Мне хотелось бы верить, Чеся.
— И я когда-то верила. Но когда столько лет одна болтовня — он же сам сказал, пятый год,— начинаешь черт что думать.
— Нельзя хотеть, чтоб все раз-два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81