— Сама не знаю.
— Сходи, если хочется. Ты же любишь танцевать.
— Если б ты знал, как это чудесно.
— С Раймисом будешь?..— так поддел ногой камешек, что тот с треском врезался в забор.— Нет, ты как хочешь, танцуй.
— Со всеми. Кто пригласит,— фыркнула Кристина. Почему он попрекает ее Раймисом? С Раймисом она с восьмого класса иногда болтает, ну, чаще чем с другими, да, уже два года... Одноклассник Паулюса. Господи, как легко он танцует! Просто летает по залу и тебя носит будто пушинку. Неужто Паулюс не понимает, какое блаженство, когда так... вот так... хотя бы по субботам. Казалось, так и живешь от субботы до субботы. А Паулюс по субботам — в деревню. Эта его деревня... ей-богу...
Остановились у калитки на Родниковой улице.
— Может, в следующую субботу и я на танцы приду,— пообещал нетвердо.
Не в другую субботу, конечно, гораздо позже, в
середине мая, но все удивились — Паулюс на танцах! Домотканый пиджак, коротковатые штаны, тяжелые башмаки на толстой резиновой подошве, на шее — галстук. Встал возле двери, у окна, на голову выше других парней, и торчал так, издалека поглядывая на девчонок, столпившихся в конце зала. Музыкант налегал на аккордеон, кружились пары, а Паулюс все стоял и водил взглядом за Кристиной. Одну Кристину видел. Не было танца, чтобы Кристина подпирала стену. Приглашали ее одноклассники, приглашали и старшие, выпускники. Цветастое ситцевое платье с короткими сборчатыми рукавчиками так и развевалось, так и мелькало среди танцоров. Порхала Криста по залу, словно бабочка, с разрумянившимися щеками, откинув голову, прямая, стройная, невесомая. После перерыва, когда музыкант заиграл медленную мелодию, подпевая тенорком: «Вернись, моя юность, вернись и поспеши...» — она неожиданно увидела, что перед ней вырос Паулюс, а рядом с ним — Раймис. Оба одновременно поклонились, приглашая ее, и, заметив друг друга, растерялись, оцепенели. Первым пришел в себя Раймис, широкоплечий, длинноволосый парень, улыбнулся и еще раз поклонился. Паулюс сделал было шаг в сторону, но остановился, опустил голову, пальцами вдруг удлинившихся рук стиснул полы пиджака. Криста поднялась со скамьи. Озорные глаза Раймиса уже влекли ее к себе. Раймис протянул руку, собираясь обнять ее за талию, но Криста косулей метнулась к Паулюсу и положила руку на его плечо. Только успела заметить, как Раймис с такой же улыбкой на лице пригласил другую девушку.
Паулюс танцевал сосредоточенно, собранно, словно решая сложную математическую задачу или выполняя какую-то трудную работу, требующую напряжения всех его сил. За весь танец не проронил ни слова. Только однажды встретились их взгляды, глаза Паулюса просияли добротой, рука крепче сжала кончики пальцев Кристины.
Потом Паулюс долго стоял у окна. Когда через некоторое время Криста снова взглянула в ту сторону, Паулюса на месте не оказалось. Танцуя, сидя на скамье у стены, она все посматривала на дверь, однако Паулюс все не возвращался. Стало почему-то грустно. Руки и ноги отяжелели.
Когда танцы кончились, она подхватила под руки двух подружек и попросила:
— Проводите меня.
Небо сияло от звезд, освещая улицы, весело глядела луна.
— Везет тебе, Криста.
— Господи, такая ситуация! Я же все видела. Хорошо, что ты с Паулюсом пошла.
— А почему Паулюс исчез?..
— Правда, почему?
— Ах, Криста, ты родилась под счастливой звездой.
В воздухе витал густой запах яблоневого цвета.
— Нет-нет, девочки,— возразила Кристина,— я родилась под несчастливой звездой счастья.
— Под несчастливой звездой счастья?..
— А разве есть такая звезда? Кошмарно интересно!
— Да, девочки,— повторила Кристина, твердо убежденная в этом.— Да, я родилась под несчастливой звездой счастья. Поэтому мне иногда и хорошо, и страшно. И я сама себя не понимаю.
Когда подружки, оставив ее у калитки, удалились, Кристина постояла, прижав кулачки к подбородку, и метнулась по Родниковой улице к площади. Залитая лунным светом, она казалась огромной и мрачной. Поднабравшиеся городские парни пели под кленами, жалуясь всему миру, что пропили и коня и уздечку... Где-то кричала женщина, взахлеб плакал ребенок. У чайной стояла телега, и привязанная к столбу лошадь звенела удилами. Кристина тенью прокралась мимо забора, нырнула на ухабистую улочку и, пробежав немного, остановилась за кустом сирени. Торцевое окно старого дома чернело. Неужто Паулюс уже заснул? В такую пору он ведь никогда не спит. Криста знает, она много-много знает. А может, еще не вернулся? Все гуляет по улице? Криста на цыпочках отбежала подальше и, притаившись за тополем, ждала, озиралась, слушала звуки вечера. Замерзла, зубы стали отбивать дробь, наконец она побежала домой.
— Дитя мое, где ты до сих пор шлялась? С кем?— накинулась на нее мать.
Сестренки уже спали. Криста никак не могла загнуть. Лежала, свернувшись калачиком, под толстым
одеялом и не могла согреться, только кончики пальцев правой руки все еще горели — казалось, их касается рука Паулюса.
В понедельник утром перед уроками подружки прижали Кристину к стене в конце коридора.
— Ты ничего не знаешь, Криста? Ничегошеньки?
— Признавайся! Ну, признавайся, о господи!..
Кристина ничего не знала; стукнула себя кулачком в
грудь — ей-богу.
— Так вот, Криста... О господи, чтоб только не пронюхал кто, смертельная тайна. В субботу вечером Раймис, говорят, язык распустил. Он ведь любитель прихвастнуть, вот и сказал Паулюсу...
— Мы тебе начистоту, ты уж не рассердись, иначе нельзя, мы же подруги... Говорят, Раймис что-то о тебе...
— Сказал, что ты... если он только захочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81