ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Я... я...»
Голос Грэхэма задрожал от наплыва эмоций, и он перестал читать вслух, продолжая водить пальцем по неровным строчкам, написанным шестнадцать лет назад. Он перевернул страницу и снова начал читать:
«Беатрис согласилась с моим предложением назвать дочь по имени моей дорогой жены. Родная Эмелин! Я так по тебе скучаю! Я так по вам обеим скучаю!»
Грэхэм посмотрел на закрытую дверь камеры. Глаза его наполнились слезами – впервые с того самого дня, когда он узнал, что его жена умерла, и он позволил им свободно течь по щекам. Когда Грэхэм снова вернулся к чтению, он увидел, что капли намочили дневник, и опять начал водить пальцем по влажным страницам. Собравшись с силами, он продолжал читать вслух:
«Я, скорее всего, больше никогда не увижу улиц Лондона, поэтому я уговорил Беатрис сказать Коннору и его новой сестре, что их бедный отец умер. Она хорошая женщина, и я уверен, что когда-нибудь она поймет всю необходимость такого решения. Может быть, когда-нибудь, в будущей жизни я смогу быть вместе с моими любимыми Эмелин и Коннором и нашей маленькой дочуркой. А пока я научил Беатрис словам колыбельной, для того чтобы она пела ее малышке. Это была любимая колыбельная Эмелин, которую она пела по ночам нашему сыну. У Беатрис не такой сладкий голос, как у моей жены, но я убежден, что она приложит все усилия, чтобы спеть как нужно. Если бы только Эмелин могла очутиться там и взять малышку на руки и убаюкать ее.»
Грэхэм Магиннис набрал в грудь побольше воздуха и начал петь. Ему не нужно было смотреть на страницу, на которой была записана каждая строчка четверостишья. И хотя его голос стал слабым и надтреснутым от прожитых лет и от потока тягостных воспоминаний, песня, которая наполнила камеру и поплыла дальше, по коридорам Милбанкской тюрьмы, была такой же мягкой и чистой, как утренняя песня голубя:
«Моя сладкая малышка, мое счастье и любовь.
Спи спокойно, засыпай.
Так прекрасны, проплывают небеса над головой.
Спи спокойно, засыпай.
Мамино счастье, солнце и радость, глазки закрой.
Спи спокойно, засыпай.
Да хранит наш Господь твой чудесный покой.
Спи спокойно, детка, спи спокойно, засыпай.»
VII
Ленора Йорк с большой охотой заплатила лишних десять шиллингов за отдельную ложу в Хавершэме – пользующемся сомнительной репутацией театре, в котором шли непристойные французские «постельные комедии». Она любила подобные зрелища как за скандальное поведение зрителей, так и за удовольствие, больше доставляемое очаровательными, хоть и убого разряженными актерами, нежели запутанными сценарными ходами или же искусной игрой.
В этот субботний вечер Ленора обращала мало внимания и на зрителей, и на само представление, в котором шла речь об английской девице, приехавшей в Париж на праздник. Более того, она даже не видела, что происходит на сцене, так как портьера ее отдельной ложи была опущена – одна из нескольких опущенных в этот вечер портьер.
«Да-а-а-а...» – застонала Ленора, прижимаясь спиной к груди Коннора. Она сидела, вцепившись пальцами в колени любовника и опускаясь навстречу ударам снизу, оседлав его точно, как было показано в позиции «Женщина верхом на мужчине» из иллюстрированной книги о любовном искусстве. Эту книгу мадам Йорк обнаружила, копаясь в коллекции восточной эротики, принадлежавшей ее матери.
Ленора почувствовала, как Коннор передвинулся на высоком, без ручек, кресле. Его руки обхватили ее бедра и, медленно приподняв, с силой опустили вниз, посылая сладостную волну между ее ног. Любовники были оба в одежде – они заранее договорились, что Ленора не наденет нижнего белья. Тем не менее, у нее было такое ощущение, что они совершенно обнаженные в объятиях друг друга и абсолютно одни.
«О-о-о-х...» – выдохнула она, пытаясь контролировать все нарастающее возбуждение и позволяя себе только тихие, сладострастные стоны в те моменты, когда раздавались одобрительные выкрики публики или оркестр начинал играть громкую музыку.
По мере того, как грохот оркестра нарастал, любовники все быстрее и сильнее бросались навстречу друг другу; Ленора почувствовала, как внутри ее зарождается гигантский поток наслаждения, и поняла, что еще немного, и Коннор опять вознесет ее на вершину счастья, сам оставаясь при этом внизу. И хотя Ленора побывала на этой вершине всего несколько минут назад, любовник сдерживал свое удовольствие ради того, чтобы отправить ее туда вторично.
«Нет!» – страстно прошептала она, желая прихватить на этот раз Коннора с собой.
Отпустив его правое колено, Ленора просунула руку под платье, запустила ее между бедер Коннора, туда, где были расстегнуты штаны и где она могла дотронуться до его кожи. Проскользнув пальцами между складками ткани, Ленора что-то там поискала и, найдя, нежно взяла в руку. Подразнив немного, она обхватила твердый, как дерево, стержень Коннора у основания и направила его прямо в себя. Ленора знала, что нравится ее любовнику, и теперь получала огромное наслаждение, слыша его стоны. Она массировала Коннора, не переставая подниматься и опускаться на нем, приближая его к финишу, который ни он, ни она не могли больше сдерживать. Когда это, наконец, случилось, у Леноры вырвался крик, который, однако, тотчас оборвался – повернув голову, она слилась с Коннором в страстном поцелуе, глубоко проникая языком между его губ.
Еще какое-то время любовники оставались в объятиях друг друга: он – прижав ее к себе и нежно лаская живот и груди, она – все еще держа его в себе, чувствуя, как мощная, тугая плоть становится все более мягкой и податливой.
Когда до конца представления оставалось всего минут пятнадцать и Ленора подняла портьеру, она вместе с любовником олицетворяли своим внешним видом воплощенное приличие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Голос Грэхэма задрожал от наплыва эмоций, и он перестал читать вслух, продолжая водить пальцем по неровным строчкам, написанным шестнадцать лет назад. Он перевернул страницу и снова начал читать:
«Беатрис согласилась с моим предложением назвать дочь по имени моей дорогой жены. Родная Эмелин! Я так по тебе скучаю! Я так по вам обеим скучаю!»
Грэхэм посмотрел на закрытую дверь камеры. Глаза его наполнились слезами – впервые с того самого дня, когда он узнал, что его жена умерла, и он позволил им свободно течь по щекам. Когда Грэхэм снова вернулся к чтению, он увидел, что капли намочили дневник, и опять начал водить пальцем по влажным страницам. Собравшись с силами, он продолжал читать вслух:
«Я, скорее всего, больше никогда не увижу улиц Лондона, поэтому я уговорил Беатрис сказать Коннору и его новой сестре, что их бедный отец умер. Она хорошая женщина, и я уверен, что когда-нибудь она поймет всю необходимость такого решения. Может быть, когда-нибудь, в будущей жизни я смогу быть вместе с моими любимыми Эмелин и Коннором и нашей маленькой дочуркой. А пока я научил Беатрис словам колыбельной, для того чтобы она пела ее малышке. Это была любимая колыбельная Эмелин, которую она пела по ночам нашему сыну. У Беатрис не такой сладкий голос, как у моей жены, но я убежден, что она приложит все усилия, чтобы спеть как нужно. Если бы только Эмелин могла очутиться там и взять малышку на руки и убаюкать ее.»
Грэхэм Магиннис набрал в грудь побольше воздуха и начал петь. Ему не нужно было смотреть на страницу, на которой была записана каждая строчка четверостишья. И хотя его голос стал слабым и надтреснутым от прожитых лет и от потока тягостных воспоминаний, песня, которая наполнила камеру и поплыла дальше, по коридорам Милбанкской тюрьмы, была такой же мягкой и чистой, как утренняя песня голубя:
«Моя сладкая малышка, мое счастье и любовь.
Спи спокойно, засыпай.
Так прекрасны, проплывают небеса над головой.
Спи спокойно, засыпай.
Мамино счастье, солнце и радость, глазки закрой.
Спи спокойно, засыпай.
Да хранит наш Господь твой чудесный покой.
Спи спокойно, детка, спи спокойно, засыпай.»
VII
Ленора Йорк с большой охотой заплатила лишних десять шиллингов за отдельную ложу в Хавершэме – пользующемся сомнительной репутацией театре, в котором шли непристойные французские «постельные комедии». Она любила подобные зрелища как за скандальное поведение зрителей, так и за удовольствие, больше доставляемое очаровательными, хоть и убого разряженными актерами, нежели запутанными сценарными ходами или же искусной игрой.
В этот субботний вечер Ленора обращала мало внимания и на зрителей, и на само представление, в котором шла речь об английской девице, приехавшей в Париж на праздник. Более того, она даже не видела, что происходит на сцене, так как портьера ее отдельной ложи была опущена – одна из нескольких опущенных в этот вечер портьер.
«Да-а-а-а...» – застонала Ленора, прижимаясь спиной к груди Коннора. Она сидела, вцепившись пальцами в колени любовника и опускаясь навстречу ударам снизу, оседлав его точно, как было показано в позиции «Женщина верхом на мужчине» из иллюстрированной книги о любовном искусстве. Эту книгу мадам Йорк обнаружила, копаясь в коллекции восточной эротики, принадлежавшей ее матери.
Ленора почувствовала, как Коннор передвинулся на высоком, без ручек, кресле. Его руки обхватили ее бедра и, медленно приподняв, с силой опустили вниз, посылая сладостную волну между ее ног. Любовники были оба в одежде – они заранее договорились, что Ленора не наденет нижнего белья. Тем не менее, у нее было такое ощущение, что они совершенно обнаженные в объятиях друг друга и абсолютно одни.
«О-о-о-х...» – выдохнула она, пытаясь контролировать все нарастающее возбуждение и позволяя себе только тихие, сладострастные стоны в те моменты, когда раздавались одобрительные выкрики публики или оркестр начинал играть громкую музыку.
По мере того, как грохот оркестра нарастал, любовники все быстрее и сильнее бросались навстречу друг другу; Ленора почувствовала, как внутри ее зарождается гигантский поток наслаждения, и поняла, что еще немного, и Коннор опять вознесет ее на вершину счастья, сам оставаясь при этом внизу. И хотя Ленора побывала на этой вершине всего несколько минут назад, любовник сдерживал свое удовольствие ради того, чтобы отправить ее туда вторично.
«Нет!» – страстно прошептала она, желая прихватить на этот раз Коннора с собой.
Отпустив его правое колено, Ленора просунула руку под платье, запустила ее между бедер Коннора, туда, где были расстегнуты штаны и где она могла дотронуться до его кожи. Проскользнув пальцами между складками ткани, Ленора что-то там поискала и, найдя, нежно взяла в руку. Подразнив немного, она обхватила твердый, как дерево, стержень Коннора у основания и направила его прямо в себя. Ленора знала, что нравится ее любовнику, и теперь получала огромное наслаждение, слыша его стоны. Она массировала Коннора, не переставая подниматься и опускаться на нем, приближая его к финишу, который ни он, ни она не могли больше сдерживать. Когда это, наконец, случилось, у Леноры вырвался крик, который, однако, тотчас оборвался – повернув голову, она слилась с Коннором в страстном поцелуе, глубоко проникая языком между его губ.
Еще какое-то время любовники оставались в объятиях друг друга: он – прижав ее к себе и нежно лаская живот и груди, она – все еще держа его в себе, чувствуя, как мощная, тугая плоть становится все более мягкой и податливой.
Когда до конца представления оставалось всего минут пятнадцать и Ленора подняла портьеру, она вместе с любовником олицетворяли своим внешним видом воплощенное приличие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140