Вы мне не кажетесь человеком, причастным к делам религии, – он повернулся к монаху и прибавил: – Вы со мной не согласны?
Льюис как-то неловко замялся, затем сказал Россу:
– Я должен признать, что я тоже не посчитал вас человеком имеющим отношение к религии.
Росс посмотрел сперва на Льюиса, затем на Лина Цзе-сю, после чего пожал печами и произнес:
– Я хожу в церковь, если вы это имеете в виду.
– Понятно, но вам едва ли удается находить в ней вашего Господа, разве не так? – спросил Лин.
Выражение лица чиновника было настолько лукавым, что Росс не мог не улыбнуться:
– Мне часто кажется, что мы с Господом посещаем церковь в разные дни.
Прослушав перевод слов Росса, Лин усмехнулся и кивнул головой.
– Так же и со мной, – согласился он. – Я иду в храм, я совершаю необходимые поклонения, а единственный бог, которого мне удается найти там – это бог по имени Тишина. Боги, которые не молчат, не позволяют заключать себя в пределах наших стен, – чиновник повернулся к Льюису. – Не то ли это, что я так часто говорил вам?
– Наша церковь является домом господним, – объяснил Льюис. Он произнес эти слова на английском специально для Росса, вынуждая Мей-ли переводить их своему дяде. – Это не делает его заключенным; он приходит и уходит согласно своему собственному желанию. И не нам дано определять, где и когда мы можем найти Господа. Иногда, именно в самые мрачные и одинокие моменты нашей жизни Он являет нам свой божественный лик.
Теперь и Мей-ли присоединилась к разговору, обращаясь к монаху по-английски:
– Вы говорить о вашем великом святом, Хуане де ла Крузе, не так ли? – Она немедленно повторила свои слова на китайском для дяди.
–Святом Джоне Кроссе, – поправил на английском Льюис. – Полагаю, что да. Я должен быть кармелитом в душе.
– А что говорит этот Святой Джон о Боге? – спросил Лин.
Откинувшись на спинку стула, Фрай Льюис Надал прикрыл глаза и продекламировал:

– «En una noche oscura
con ansias en amores inflamada,
i oh dichosa ventura!
sali sin ser notada,
estando ya mi casa sosegada».
Почти без запинки он перевел строфу на китайский для Лина Цзе-сю, затем повторил для Росса на английском:

– «В темную ночь,
Переполняемый этой испепеляющей любовью,
– О, хвала судьбе! –
Я ускользнул незамеченным,
И мой дом остался тихим и спокойным.»
Льюис продекламировал по памяти следующие пять строф «Темной ночи Души», сочиненные в 1578 году духовным наставником кармелитского ордена Святым Джоном Кроссом, закончив речь двумя последними:

– «Когда ветер из замка
Перебирает его волосы,
Он дотрагивается до моей щеки
Безмятежной рукой,
Заставляя умирать все мои чувства.»
«Я прекращаю существовать и покидаю самого себя,
Оставаясь обращенным лицом к Возлюбленному.
Все прекратилось, и я покинул свое бытие,
Оставляя свои заботы и тревоги
Забытыми среди лилий.»
Когда Льюис закончил поэму, в воздухе повисла тишина. Открыв глаза, он увидел, что Лин Цзе-сю миролюбиво улыбается и кивает головой как никогда вежливо.
– У вашего Джона душа наполнена Тао, – перевела слова Лина его племянница. – Он понимает, что мы должны покинуть себя для того, чтобы открыть свою подлинную сущность. И он знает, что сквозь темные ночи должен пройти наш дух, чтобы подняться по таинственной лестнице. А когда мы достигаем вершины, мы обнаруживаем, что благодать, говорящая тихим голосом во тьме и свете, уже там.
– Я слыхал об этом Тао, – сказал Льюис. – И о Лао-цзы – великом святом, который преподнес его вашему народу.
Прослушав перевод Мей-ли, Лин Цзе-сю ожесточенно замотал головой.
– Нет, – провозгласил он на английском, затем продолжил на китайском: – Лао-цзы не преподносил Тао, так как оно всегда здесь. Тао – это не религия или набор правил. Оно не может расшифровываться или обсуждаться. Тао есть.
Когда Мей-ли перевела слова своего дяди, Росс неуверенно посмотрел на нее. Думая, что девушка чего-то не договорила, он спросил:
– Тао есть... что?
Мей-ли не потрудилась передать вопрос Росса дяде, вместо этого она ответила сама:
– «Тао, которое можно произнести вслух, не есть вечное Тао.
Имя, которое можно назвать, не есть вечное имя.
Безымянность есть источник всего сущего.
Обозначенное именем есть источник всех отдельных вещей.
Не имея желания, откроешь тайну.
Желая, видишь только проявления.
Тайна и проявление рождены одной матерью; она называется тьмой.
Тьма во тьме: ворота к просветлению.»
Мей-ли прошептала что-то по-китайски своему дяде, очевидно, говоря ему о том, что она процитировала. Лин Цзе-сю в ответ одобрительно кивнул головой, затем сказал Россу:
– За пять сотен лет до появления вашего Нового Завета это было написано человеком по имени Лао-цзы в его Тао Те Чинге, по-вашему – в Книге Пути.
– А Тао – это «путь», – заключил Росс. Мей-ли ответила ему улыбкой.
Росс попытался скрыть свое замешательство, однако оно не осталось незамеченным Лином Цзе-сю. Он перекинулся парой слов со своей племянницей, после чего она сказала Россу:
– Мой дядя говорит, что он видит, как ваша голова переполняется всеми этими разговорами о темных ночах и о Тао. Он предлагает вам думать о нем, как о великом путешествии, которое начинается с момента рождения, проходит через затмение света, указывающего нам путь, и заканчивается восхождением на Гору Хранящих спокойствие – Гору Кармеля, по-вашему – где мы видим Тао и крест, как лик Одного и того же.
Чиновник хлопнул в ладоши, и неизвестно откуда появился слуга. В руках он держал закатанное в свиток письмо Лина королеве Виктории.
– А сейчас настало время начать это великое путешествие, – объявил Лин, и Фрай перевел его слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140