Махмуди достался дорогой письменный стол и книжный шкаф с раздвижными стеклами. Махтаб получила сшитое на заказ платье из натурального шелка из Мекки. Амех Бозорг долго и радостно суетилась, раздавая дорогостоящие подарки всем, кроме меня. Махмуди не обратил на это внимания, а мне было безразлично.
В стенах моей бывшей тюрьмы я целый день чувствовала себя глубоко несчастной. Никто не утруждался, да и не осмеливался заговорить со мной по-английски. Махтаб жалась ко мне, опасаясь, как бы ее не оставили одну с Амех Бозорг.
Утомительные увеселения продолжались изо дня в день. Как-то утром – в течение дня мы должны были нанести визиты в несколько домов – я надела терракотовый шерстяной костюм с пиджаком длиной в три четверти, который вполне можно было принять за пальто. На ноги я натянула плотные носки, а голову покрыла русари.
– Поверх этого костюма обязательно надевать манто! – спросила я Махмуди.
– Конечно, нет, – ответил он. – Если специально не приглядываться, то пиджак от манто не отличишь.
Маджид возил нас от одних родственников к другим, у которых мы непременно должны были появиться. Но на вторую половину дня у него были свои планы, и потому Махмуди, Махтаб и я отправились к аге и ханум Хаким на такси.
Когда мы вышли от них, уже темнело. Надо было пройти пешком несколько кварталов до магистральной улицы и там поймать такси. Машины сплошным потоком проносились мимо.
Вдруг у обочины резко затормозил белый фургон «ниссан», за ним – белый «пакон». Из «ниссана» выскочили четверо бородачей в форме грязновато-оливкового цвета – пасдар. Один из них схватил Махмуди, остальные направили на него ружья. Одновременно ко мне бросилось четверо женщин в черных чадрах – женская униформа пасдара, – что-то крича мне в лицо.
Я знала – все дело в моем терракотовом костюме. Мне следовало надеть манто.
Мужчины поволокли Махмуди к «ниссану», он инстинктивно сопротивлялся, вопя что-то на фарси.
Засадите его в тюрьму! – ликовала я про себя. Засадите в тюрьму!
Махмуди довольно долго выяснял отношения с мужской половиной пасдаровцев, в то время как женщины громогласно награждали меня персидскими эпитетами. Затем все они вскочили в свои машины и укатили прочь, так же неожиданно, как и появились.
– Что ты им сказал? – спросила я.
– Сказал, что ты здесь в гостях и не знаешь правил.
– Ты же сам разрешил мне остаться в одном костюме.
– Я был не прав, – признал Махмуди. – С сегодняшнего дня будешь появляться на улице либо в манто, либо в чадре. – Тут он попытался восстановить поруганное достоинство. – Теперь ты знаешь правила, – рявкнул он. – Так что больше не попадайся.
И вот к концу недели настала очередь Маммаля и Нассерин принимать гостей. Мы с Нассерин убрали дом. Махмуди и Маммаль съездили на рынок и накупили свежих фруктов, сладостей и орехов. Мы заварили целую цистерну чая. В течение дня к нам могли нагрянуть сотни гостей.
У нас как раз были Эллен и Хормоз, когда установленные на улицах громкоговорители протрубили азан – призыв к молитве. Он вторгается в жизнь каждого жителя Тегерана по три раза на дню. Где бы вы ни были и что бы вы ни делали, вы не должны пропускать время молитвы. Впрочем, не возбраняется помолиться и позже, в течение последующих двух часов, но Аллах щедрее отмечает своей благодатью тех, кто возносит молитву сразу, как заслышит азан.
– Мне нужна чадра, – сказала Эллен, вскакивая на ноги.
Остальные правоверные, включая Амех Бозорг, стали готовиться вместе с ней, и вскоре из соседней комнаты понеслись звуки монотонного речитатива.
По окончании молитвы Амех Бозорг на все лады расхваливала Эллен.
– Слава Аллаху, – говорила она Махмуди. – Как же хорошо она молится. Аллах вознаградит ее.
В какой-то момент – в течение растянувшегося на целый день праздничного приема – Махмуди вступил в разговор с одним из двоюродных братьев Нассерин, который тоже был врачом.
– Почему ты не работаешь? – поинтересовался доктор Мараши.
– Да с бумажной волокитой все никак не разделаюсь, – ответил Махмуди.
– Так давай я поговорю у себя в больнице. Нам позарез нужен анестезиолог.
– Ты в самом деле мог бы за меня похлопотать? – с надеждой спросил Махмуди.
– Директор больницы – мой друг. Я посоветуюсь с ним, и посмотрим, что из этого выйдет.
Махмуди был сам не свой от радости – уж он-то знал, что значит водить дружбу с власть имущими. В данном случае возможность получить работу казалась вполне реальной. Махмуди, несмотря на природную лень, был настоящим профессионалом. Ему не давала покоя мысль, что как врач он мог бы иметь в Иране и положение, и деньги.
Поразмыслив, я пришла к выводу, что надвигающиеся перемены могут сыграть мне на руку. Я уже и сейчас имела определенную, пусть и минимальную, свободу. Мало-помалу Махмуди убеждался в том, что ежесекундный надзор – занятие чересчур утомительное. Ради того, чтобы облегчить себе жизнь, он соглашался на мелкие уступки.
Теперь, если Махмуди пойдет работать, это еще больше развяжет мне руки. И уж конечно, залечит его уязвленное самолюбие.
Вторая неделя норуза ознаменовалась так называемым «празднеством» на побережье Каспийского моря – к северу от Тегерана, где проходит ирано-российская граница. Брат Ассий работал в министерстве по делам ислама – правительственном учреждении, конфисковавшем все имущество шаха. Рассказывая о невиданной роскоши, он предложил членам семьи воспользоваться бывшей шахской виллой.
Будь я в Иране новичком, такая идея привела бы меня в восторг. Вилла шаха! Но, умудренная опытом, я не поверила ни одному слову из этих россказней – в республике аятоллы красоте не было места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139