Старик – наш провожатый – велел мне садиться верхом. «Человек, который вернулся» сложил руки чашечкой, так, чтобы я могла поставить в них ногу, старик же, приподняв меня, усадил на лошадь.
Седлом служило одеяло, на котором я постаралась поудобнее устроиться. «Человек, который вернулся» водрузил впереди меня Махтаб. Ветер трепал многочисленные слои моего одеяния.
– Пригибай голову, – сказала я Махтаб. – Ужасно холодно.
Обхватив ее руками, чтобы она не упала, я уцепилась за гриву животного. Лошадь была небольшая, не то что американские. По-видимому, некая скрещенная порода, едва превосходившая размерами ослика.
Старик быстро вышел за ворота и скрылся в темноте. «Человек, который вернулся» повел за ним лошадь под уздцы.
Я не ездила верхом уже много лет, а без седла – и вовсе никогда. Одеяло подо мной грозило соскользнуть и увлечь нас за собой на холодную землю. Я цеплялась за гриву из последних сил. Махтаб безудержно дрожала.
Мы медленно продвигались по открытому полю. Старик часто подбегал к нам и шепотом предупреждал об опасном отрезке пути. Кое-где идти по льду было слишком рискованно, так как он мог громко затрещать под лошадиными копытами. В этой гористой местности любой усиленный эхом звук был подобен ружейному выстрелу и мог насторожить бдительный пасдар, неусыпно патрулирующий округу. Шум был нашим врагом.
Равнина плавно переходила в предгорья, за которыми вздымались суровые вершины. Вскоре плоские участки пути и вовсе перестали попадаться. Лошадь, сохраняя равновесие, несла нас то вверх, то вниз, то вперед, то назад. Это было храброе, трудолюбивое животное, терпеливо выполнявшее свою задачу. Очевидно, такое путешествие было ей не впервой.
Однажды, взобравшись на вершину холма, лошадь неожиданно пустилась вниз. Мы с Махтаб не удержались в «седле». Даже падая, я прижимала Махтаб к груди, желая принять всю боль на себя. Мы тяжело плюхнулись на заснеженный лед. «Человек, который вернулся» быстро помог нам встать и отряхнуть снег с одежды. Голодная и изможденная Махтаб, чье лицо онемело от сильного ветра, а тело было все в синяках, даже не всхлипнула – она по-прежнему была полна решимости.
Мы вновь сели на лошадь, и теперь, пока продолжался спуск с холма по направлению к невидимому и неизвестному пункту назначения, я постаралась покрепче держаться за гриву.
А ведь мы еще не добрались до самых труднопроходимых гор, подумала я. Сдюжу ли я? Если даже не могу удержаться на лошади. Они меня бросят.
Ночь становилась все морознее и мрачнее, хотя, казалось бы, куда уж больше. Звезды исчезли. Порывистый ветер задувал в лицо противным, колючим снегом.
Подъемы чередовались со спусками до тех пор, пока холмы не превратились в горы – одна страшнее другой.
Идти наверх было всегда легче, так как мы были защищены от ветра. Лошадь двигалась быстро, замедляя ход лишь на наледях или запутавшись ногами в низком кустарнике.
Спуски же были коварными. Всякий раз, когда мы одолевали перевал, ветер с силой ударял нам в лицо. Снег больно ранил кожу. Да и намело же его тут. Мы увязали в сугробах, которые грозили поглотить пеших.
У меня ломило руки. Пальцы на ногах онемели. Мне хотелось с плачем соскользнуть с лошади и забыться. Я боялась за отмороженные места. После этой кошмарной ночи мы с Махтаб наверняка лишимся пальцев ног. Бедняжка Махтаб никак не могла унять дрожь.
Постоянным усилием воли я гнала себя вперед. Я не представляла себе, сколь долгим и далеким окажется путь.
Я утратила счет времени. Даже если бы я и смогла разглядеть стрелки на циферблате, нельзя было ни на секунду выпустить гриву. Время и пространство слились в вакуум. Мы были навечно затеряны в этой темной, промерзшей, безлюдной стране.
Вдруг откуда-то сверху донеслись голоса. Меня охватило глубокое отчаяние. Я не сомневалась – это пасдар. Неужели после всего, что нам пришлось вынести, нас схватят?
Однако «человек, который вернулся» невозмутимо вел нас вперед, и через несколько минут мы наткнулись на стадо овец. Как странно было видеть здесь этих животных! Неужели им хватает выносливости в этом суровом климате? Ну и жесткое же у них должно быть мясо, подумала я. Я позавидовала их теплым шубам.
Приблизившись к стаду, я увидела, что старик, наш передовой, беседует с пастухом, с ног до головы одетым в черное. Все, что я могла разглядеть, – это контуры его лица и какую-то поклажу.
Пастух тихо приветствовал «человека, который вернулся». Взял у него из рук уздечку и как ни в чем не бывало повел нас дальше, бросив овец; его ноша помогала ему сохранять равновесие. Я оглянулась, инстинктивно ища глазами своего защитника, но он исчез, не простившись.
Старик ушел вперед разведывать путь, нас же теперь сопровождал пастух.
Мы преодолели еще один перевал. За ним – следующий. Каким-то образом нам удавалось удерживаться на лошади, но мои руки стали словно чужими, будто бы их ко мне приморозили. Я их не чувствовала. Ничего у нас не выйдет, причитала я про себя. После всех мучений ничего не выйдет. Махтаб дрожала у меня под руками – единственный подаваемый ею признак жизни.
Я случайно посмотрела наверх. Впереди, на вершине еще более высокой и крутой горы, я различила призрачные силуэты, они вырисовывались черными пятнами на убеленном бурей небосклоне. Это были всадники. «Пасдар», – прошептала я.
Из всех подстерегавших нас опасностей самой страшной было попасться в когти пасдару. Я была наслышана о его злодеяниях. Прежде чем убить женщину, ее насиловали, исключения не составляли даже маленькие девочки. Я содрогнулась при воспоминании об ужасных словах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139