Не знаю, можно ли будет выехать в течение зимы, пока лежит снег. Позвоните мне через две недели. Я наведу справки.
Я занесла в записную книжку зашифрованный телефон Рашида.
После того как он вышел и я отпечатала письмо, мы с Джуди еще долго оставались наедине. Я постоянно оглядывалась на дверь, опасаясь появления Махмуди, но он меня не разыскивал.
Я вручила Джуди письма – она согласилась отправить их из Франкфурта. На следующий день она улетала, и я помогла ей уложить вещи – мне было и горько и радостно; во время сборов мы только и говорили что об Америке. Ни я, ни Джуди наверняка не знали, удастся ли ей что-нибудь для меня сделать, как не были уверены и в том, что друг Рашида вывезет нас с Махтаб в Турцию, однако Джуди была преисполнена решимости идти до конца.
– У меня есть и другие друзья, к которым я обращусь за помощью, – сказала она.
К концу вечера Махмуди пребывал в эйфории.
– Рашид предложил мне работу у себя в клинике, – сияя, сообщил он. – Мне надо проверить все, что касается моей лицензии.
Когда мы прощались, было уже поздно. Мы с Джуди расставались со слезами на глазах, не зная, суждено ли нам еще когда-нибудь свидеться.
Обычно по пятницам – священный день отдохновения мусульман – вся семья собиралась в доме Амех Бозорг, но однажды Махмуди, который весьма охладел к своей сестрице, объявил ей, что у нас на пятницу другие планы.
Сразу после этого, в четверг вечером, Амех Бозорг смертельно заболела.
– Мама умирает, – сообщила Зухра по телефону. – Ты должен приехать и провести с ней последние минуты.
Зная свою хитрющую сестру, Махмуди все же забеспокоился, и мы все помчались туда на такси. Зухра и Фереште проводили нас в спальню Амех Бозорг, которая лежала на полу посреди комнаты под грудой одеял толщиной дюймов в восемь, на голове у нее было намотано какое-то тряпье в виде тюрбана. По лбу струился пот, который она отирала рукой. Она корчилась от боли, бормоча на фарси: «Я умираю. Умираю».
Маджид и Реза были уже здесь, остальные родственники – в пути.
Махмуди тщательно осмотрел сестру, но ничего у нее не нашел. Он шепнул мне, что, скорее всего, она потеет не от высокой температуры, а из-за того, что ей жарко под кучей одеял. Но она скулила от боли. Якобы ее мучила ломота во всем теле. Она твердила, что умирает.
Зухра и Фереште приготовили куриный бульон и принесли его в комнату умирающей. Все члены семьи принялись умолять Амех Бозорг поесть. Младший сын Маджид поднес ложку бульона ко рту Амех Бозорг, но она сжала губы.
Наконец Махмуди уговорил сестру сделать глоток. И все присутствующие возликовали.
От больной не отходили всю ночь и весь следующий день. Изредка, отвлекаясь от молитвы и чтения Корана, в комнату заглядывал Баба Хаджи.
Махмуди, Махтаб и мне порядком надоело наблюдать лицедейство Амех Бозорг. Нам с Махтаб хотелось уйти, но Махмуди вновь оказался перед выбором: уважение к семье или здравый смысл. Весь вечер в пятницу – когда мы должны были быть в другом месте – Амех Бозорг оставалась на смертном одре.
Затем, возблагодарив Аллаха, она поднялась со своего ложа и объявила, что немедленно отправляется на молитву в священный город Мешхед – в северо-восточной части страны, – где находится особо почитаемая мечеть, знаменитая своей целительной силой. В субботу на удивление бодрая Амех Бозорг в сопровождении клана отбыла в аэропорт – женщины проливали слезы сочувствия, мужчины перебирали четки, все молились о чуде.
Махмуди играл в эту игру по всем правилам, но стоило нам остаться одним, как он проворчал:
– Все это сплошная выдумка.
Пришел ноябрь. Дома отапливались не по погоде жарко, однако утренние заморозки предвещали суровую зиму, грозившую обернуться таким же испытанием, как и палящий летний зной. Разумеется, мы явились в Иран не подготовленные к зиме, и Махтаб срочно нужно было теплое пальто. К моему удивлению, Махмуди возражал против этой покупки, и я поняла, что с деньгами совсем туго.
Мой план в отношении звонка Джима провалился. Он позвонил по телефону Маммаля примерно две недели спустя после того, как я отдала письма Джуди, и выполнил все мои инструкции. Он сказал Махмуди, что папа очень плох и семья собрала деньги нам на дорогу.
– Хочешь, я вышлю билеты? – предложил мой брат. – На какое число?
– Это подвох! – вскричал Махмуди. – Она никуда не поедет. Я ее не выпущу.
Он бросил трубку и набросился на меня.
Мы начали ссориться из-за денег. Предложение Рашида – место в клинике – повисло в воздухе. Я подозревала, что это был всего лишь тараф.
Как бы то ни было, дело с лицензией не двигалось, и, оказывается, в том, что Махмуди не может работать, виновата я.
– Я должен тебя сторожить. – Он уже начинал нести всякую чушь. – Мне надо найти для тебя няньку. Из-за тебя я связан по рукам и ногам. За мной охотится ЦРУ, потому что ты наябедничала своим родственничкам и теперь они разыскивают тебя и Махтаб.
– С чего ты взял, что они нас ищут? – спросила я. Он смерил меня долгим, многозначительным взглядом.
До какой степени он в курсе дела? Я знала, что ему звонили из посольства насчет меня, но он-то о моей осведомленности не догадывался. Или догадывался?
Я понимала, что и его неотвязно мучают вопросы.
Заслуживаю ли я доверия? Когда же наконец можно будет успокоиться и не бояться того, что я попытаюсь бежать? И когда же жизнь заставит меня покориться?
Махмуди заманил меня в Иран угрозами и уловками. И теперь не знал, что со мной делать.
– Я хочу, чтобы ты написала письмо в Америку, – сказал он. – Своим родителям. Попроси их переправить сюда все наши вещи.
Задача была не из легких, особенно если учесть, что Махмуди стоял над душой и читал каждое слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139